Майкл Суэнвик - Хроники железных драконов (сборник)
– Спасибо. – Девушка выдернула из нашивки несколько нитей и сунула их в пробирку.
– Откуда ты знаешь Пака? – спросил Билли.
– А ты откуда?
– Сирин познакомила.
Джейн медленно налила поверх нитей царской водки и запечатала пробирку. Царскую водку полагалось использовать только в качестве растворителя золота и платины, но она прекрасно справилась и с нитками. Джейн потрясла пробирку, наблюдая, как волокна распадаются на завихряющиеся частицы.
– Тогда откуда Сирин знает Пака?
– Просто он из тех, кого знают все, – пожал плечами Билли. – Может, покупала у него священные грибы. Может, он чинил ей велосипед. Он деловой парень. Везде бывает.
Джейн нацелила лазер так, чтобы отраженный зеркалом луч падал точно в демонстрационную камеру на пробирку с препаратом. Размотав шланги, подсоединила концы к охладительному кожуху лазера. Убедившись в их надежности, открыла краны.
– Ну и я тоже.
Щелчком закрепила контрольный образец с физраствором в предметных держателях и захлопнула камеру.
– А-а. – Билли был разочарован. – Слушай, я достал пару билетов на потрошение. Я подумал, может, мы с тобой…
– Нет.
Все на месте. Она ткнула кнопку на лазере и проверила фотонный счетчик. Показания никуда не годились.
Разочарованная, она ответила слишком резко:
– Даже если бы мне захотелось таращиться на такое зрелище – а мне не хочется, – я не пошла бы, потому что после ты захотел бы лечь со мной в постель. А я больше не хочу заниматься с тобой сексом, потому что это только обнадеживает тебя.
Билли молча переминался с ноги на ногу у нее за спиной.
– Почему бы тебе не попросить Линнет-Коноплянку? Судя по многочисленным отзывам, она та еще штучка.
Может, сила тока для лазера выбрана неверно? Она проверила настройки, ища ошибку и надеясь, что причина в чем-то простом. Только бы не накрылась импульсная лампа, тогда она попала.
– Я скажу ей, что у тебя три яйца.
Билли вспыхнул от смущения. Ей не надо было оборачиваться, чтобы понять это.
– Незачем грубить, – произнес он самым натянутым тоном, на какой был способен.
– Ой, но все девчонки… – Обернувшись, она увидела выражение его лица и осеклась. В этих бесхитростных глазах плескались боль и одиночество. Ей в момент стало стыдно. Только сознание того, что он не сможет остановиться, удержало ее от прикосновения. – Ладно, извини, что дразнила тебя. Мир, хорошо? Давай опять станем друзьями.
– Ага, – неуверенно кивнул Билли, и Джейн вернулась к работе.
С другой стороны, если проблемы с хромометром, то она тоже ничего не сможет поделать. Прибор имел фабричную пломбу и продавался как единое целое. Но она видела, как Лэмблэк пользовался именно этим прибором только вчера, и тогда он безупречно работал. Что же она упустила?
Зеркало!
Точно: когда она посмотрела внимательно, на зеркале обнаружилось едва заметное помутнение, которое и вызывало рассеивание светового луча. Джейн поменяла зеркало. Затем включила питание, чтобы опробовать установку. Есть. На сей раз все цифры сошлись. Девушка вынула контрольный образец, вставила образец из Паковой куртки и оставила контрольную камеру открытой. Затем напялила лазерные очки. Настроенные на пятьсот четырнадцать ангстрем, линзы отфильтруют все, кроме рамана, от образца, и она сможет смотреть прямо на него.
– Насчет потрошения… – подал голос Билли.
Возбуждение свободных ионов в растворе вызвало к жизни крохотного оранжевого духа. Он парил в водянистой зелени перед глазами Джейн, словно водоросль, омываемая подводными струями. Жизненный цикл подобных существ неимоверно короток: в возбужденной светом лазера среде они рождались и умирали тысячу раз в секунду. Существо, воспринимаемое как нечто единое, на деле являлось множеством. Движения его представляли иллюзию последовательности того же рода, что и изображение в телевизоре. Оно казалось настолько зыбким, что Джейн боялась дышать.
– Что – насчет?
– Ну, может, теперь, когда у тебя было время обдумать, ты могла бы… в общем, ты знаешь.
Джейн вздохнула, но глаз не подняла.
– Уходи, Билли.
Он еще подождал немного, печально бренча в кармане монетами. И наконец ушел.
Путем многоступенчатой цепи превращений раман постепенно принимал форму существа, наиболее тесно связанного с частицами растворенных нитей. Джейн замерла в ожидании, пока дух претерпевал медленные последовательные изменения, обретая все более знакомые черты. Наконец миниатюрный Пак плотоядно зыркнул в ее пучеглазые очки, облизнул губы и ухватил себя за промежность. Наивно ожидать утонченности от столь примитивного существа.
Теперь, когда дошло до дела, Джейн обнаружила, что боится. Лазер был приспособлен так, чтобы обеспечивать проводящий луч. Она сунула в него микрофон. Нервно прокашлялась. Прошло много времени с тех пор, как она последний раз пользовалась истинным именем Задиры.
– Тетигистус! – выкрикнула она.
Дух подпрыгнул, словно его огрели бичом по спине. С громким треском лопнула импульсная лампа. От розетки завоняло горелым пластиком. Джейн с криком упала на спину, когда лазер закоротило, и вскинула руку, чтобы защитить глаза.
Но дело было сделано. На сетчатке под закрытыми веками ярко и четко сияло остаточное изображение триединого Задиры-Питера-Пака. Глаза их были прозрачны, а кожа цвета слоновой кости. Они лежали, завернутые в белое полотно, с одинаковым выражением собранности и уверенности на безупречных лицах.
Все они были мертвы.
Итак, это оказалось правдой. Задира, Питер и Пак – одно.
Было поздно, и скоростные лифты закрылись на ночь. Джейн сорок пять минут тащилась до дому в местной стоячей кабине. Всю дорогу она не столько думала, сколько переживала. Она надеялась, что, когда наконец так или иначе выяснит правду относительно Пака, это освободит ее. Только теперь, когда он стал для нее запретен, до Джейн дошло, как она безумно хочет его.
Смертельно усталая, она добралась до своей комнаты. День получился длинный, и единственное, чего она хотела, – это завалиться спать.
Через стекло фрамуги и из-под двери сочился свет. Изнутри слышались голоса. Значит, Мартышка вернулась. И у нее был приятель.
«А, – подумала Джейн, – мне уже не сделаешь больно. Хоть ударьте кирпичом по лицу, все равно я ничего не почувствую».
Она открыла дверь.
Над ее кроватью высилась неуклюжая фигура с красными глазами и соломой вместо волос. Он поднял взгляд и спросил с мерзкой ухмылочкой:
– Как жисть, Сорри?
Это был Крысякис.
Глава 15
Зима тянулась невыносимо долго. Отцы Города объявили третий декабрь, так что Черный декабрь перешел в декабрь Ледяной, и всех преследовало ощущение, что не за горами четвертый. Тем временем стояла Волчья Луна, и Богиня приняла свою самую враждебную ипостась. Казалось, что Десятина никогда не наступит.
Как-то спустя неделю после появления Крысякиса Джейн отправилась вместе с ним и Мартышкой поглазеть на витрины магазинов. Настороженно и неохотно она плелась за сладкой парочкой через фешенебельные залы «Гладсхейма», «Карбонека» и элегантных заведений типа «Ярмарки Рога», «Фаты Падурии» и «Малефициума», где Джейн и выглядела и чувствовала себя безнадежно неуместно. Алчный глаз Мартышки привлекла какая-то яркая безделушка, а Крысякис с довольной ухмылкой на пухлых губах встал позади, поигрывая ключами в кармане.
– Ой, смотри, – восхитилась его подружка, – не правда ли, прелесть?
– Да, – отозвался Крысякис, пристально глядя на Джейн. – Не правда ли?
Вечер они завершили в «Пещере». Там устроили ночь открытого микрофона, и несостоявшиеся барды и непризнанные менестрели со всей округи набились сюда с уймой плохих стихов. Они сидели за столиками, сделанными из катушек от телефонных кабелей, потягивали эспрессо и ждали своей очереди. Первокурсники в джинсах и черных водолазках разносили полные чашки и убирали пустые.
– Ах эти перчатки! Перчатки из кожи фавна! – восторгалась Мартышка. – С этого момента я делаю все покупки только в «La jettatura»[7]. – Она протянула руку и кончиком пальца провела по подбородку Крысякиса, мурлыча: – Представь, какие они… мяхххкие на ощупь.
На крошечной сцене поэт, судя по его виду целыми днями валявшийся на сеновале, декламировал:
И леди боле не лежала,Свернувшись у него под боком,Но высилась пред ним во славе…
Крысякис закатил глаза. Затем, возвращаясь к прерванному ранее потоку красноречия, произнес:
– Весь секс сводится к власти. Господство и подчинение, вот в чем его суть, в двух словах.
– Но у нас все по-другому, – вставила Мартышка. – Правда, милый?
Он снисходительно погладил ее по руке.
– Кто-то должен брать, а кто-то отдавать. Мужчина от природы агрессор. Женщина пассивна, ее роль – сохранять. Любовь как акт неизбежно оказывается столкновением жесткого и мягкого, овладением и уступкой, войной в миниатюре. Все остальное – ухаживание, разрыв, примирение – всего лишь усовершенствование и сублимация исходных сил.
