Василий Звягинцев - Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль»
При всём старании Сарториус не мог себе вообразить упомянутой «базисной теории». Теории – чего?
А потом подумал, что, когда даже в пределах одной корпорации он начинал отдавать распоряжения членам советов директоров, начальникам отделов, владельцам аффилированных банков и прочим исполнителям, никто из них тоже не догадывался и не мог догадаться, что кажущиеся сегодня и здесь непонятными эти распоряжения могут завтра вызвать панику на бирже в Гонконге, падение курса фунта в Лондоне и переход, допустим, «Дженерал моторс» под негласный контроль «Ай Ти Ти». А в сухом остатке – семь-восемь дополнительных нулей в сумме активов корпорации и неплохие бонусы исполнителям.
Ну вот сейчас он сам оказался в аналогичном положении, с этим надо смириться, только лишь. При подведении баланса, никак не раньше, станет известно, кто выиграл, а кто проиграл.
– Вы правильно начинаете понимать, – кивнул Ньюмен, пристально наблюдавший за мимикой и прочей идиомоторикой «пациента». – Мастера Андерсона тоже многие болельщики хотели назвать сумасшедшим, когда он пожертвовал Кудерицкому ферзя и две ладьи. Однако не прошло и часа…
– Вы только не забудьте напомнить своим «смотрящим», что любые попытки саботажа или каких-нибудь «инициатив» будут караться немедленно и с максимальной строгостью. Начиная с самого верха и по нисходящей… Ну, я думаю, с дисциплиной в вашей «фирме» всё в порядке. А то мы сами можем организовать парочку показательных акций… – таким же академическим тоном добавил Шульгин-Грин. – Вот господин Боулнойз конкретно этими вопросами и займётся. Нам совсем не нужно, чтобы описанное Клаузевицем «трение»[138] начало себя оказывать. Смазкой придётся вовремя озаботиться.
Сарториус посмотрел на Арчибальда. Он снова изменился – опять это был твёрдый, явно умный и целеустремлённый человек. Такому знатоку человеческой натуры, как Магнус Теофил, никаких слов и поступков для подтверждения этого не требовалось.
Неужели на него так влияет присутствие «хозяев»? Или он сам по себе умеет включать и отключать те или иные функции и свойства своего организма и личности? Требуется быть главой мощнейшей тайной организации – пожалуйста. Нужно поработать надзирателем и одновременно дворецким при высокопоставленном пленнике – тоже никаких вопросов. Интересно! Прямо не человек, а робот какой-то.
Кстати, а люди ли в таком случае и эти любезные господа?
Сарториус подумал так и сам испугался своей мысли. Ещё услышат!
Нет, не его это дело. Он, как Боулнойз, тоже превратится в функцию, и ничего больше. А дальше видно будет.
– Кстати, господин Сарториус, – вдруг подал голос так всё время и просматривавший свою книгу господин, словно бы вообще не обращавший внимания на присутствие в библиотеке других людей. Листал страницы, делая на широких полях пометки оправленным в серебро старомодным, девятнадцатого ещё века карандашиком, курил, пуская дым в жерло холодного камина, отхлёбывал нечто явно алкогольное из высокого стакана. – Я вам так и не представлен, мои друзья слишком увлеклись конкретными делами, чтобы подумать о такой мелочи. Так вот – Удолин, Константин Васильевич, экстраординарный профессор Московского и Петербургского университетов, не нынешних, разумеется, а ИМПЕРАТОРСКИХ! Также – почётный член многих иностранных академий…
– Мм-м… Очень приятно, господин Удолин. Императорских – это каких? Из второй реальности?
– Отнюдь. Самых настоящих, основанных соответственно императрицей Елизаветой Петровной в 1755-м и императором Петром Алексеевичем в 1724-м… С каковых пор и имею честь, а равно и удовольствие…
У Сарториуса голова окончательно пошла кругом, но он ни на секунду не усомнился в том, что профессор говорит правду. Поверил сразу и безусловно. И это наполнило его очередной порцией оптимизма. Вот же человек, живёт уже триста лет, а выглядит на пятьдесят с небольшим, и голос молодой, приятный и убедительтный, студентам, наверное, нравится его слушать. С тысяча семьсот какого-то там года…
– Да, да, я понял, очень приятно, – закивал головой, как китайский болванчик, Сарториус. – Ну, а как зовут меня, вы, естественно, знаете…
– Ещё бы, – снисходительно усмехнулся Удолин. – Мог бы рассказать о ваших посмертных путях, что вас ждали, если бы мои товарищи вовремя не вмешались. Но, я думаю, у нас ещё будет повод… Нет, нет, не сегодня и не завтра, – замахал он рукой, увидев, что собеседник снова покрывается меловой белизной с прозеленью. – Ещё очень не скоро, а точнее не скажу, а то всё равно ведь начнёте дни считать… Давайте о другом. Вы что-нибудь слышали о такой организации – «Дети американской революции»?[139]
Лицо Сарториуса искривила мгновенная, тут же спрятанная гримаса.
– Что такое? Вам неприятно об этом говорить. Но всё-таки придётся. – Удолин широким жестом указал на ближайшее к себе кресло. – Вы садитесь, садитесь. И это, Александр, – обратился он уже к Шульгину, – пусть наш «дворецкий» озаботится обедом. Вы когда ещё о завтраке говорили…
– Сделаем, Константин Васильевич. По большому протоколу? – кивнул и чуть прищёлкнул каблуками Сашка. Пусть гость ещё раз задумается, кто же здесь есть кто?
– Коньяк будете? – спросил Удолин Сарториуса. – Нет? Напрасно. Чрезвычайно способствует укреплению жизненных сил и долголетию, посмотрите хоть на меня. Это я, кстати, завёл в кругах тогдашней научной интеллигенции моду на хорошие коньяки. А то, словно кучеры, водку хлестали, причём плохую… Так вот, о «Детях». Эта организация мне с самого начала очень не нравилась, когда они там появились, в семьсот девяностом, кажется? Неприятные люди, фанатики, кальвинисты, жестоки и жадны до невозможности. Куда до них пресловутым «сионским мудрецам» и поклонникам богини Кали…[140]
Удолин внимательно посмотрел в глаза Сарториуса.
– Вижу, они вам тоже не нравятся. А как же так получилось, что эти ортодоксы оказались вне сферы вашего влияния? Неужели так трудно было справиться? Или – что?
Профессор подался вперёд, наклоняясь к собеседнику, и стал вдруг очень похож на Ленина с одной из многочисленных, посвящённых вождю знаменитых картин художника (не поэта) Бродского[141].
– Вы же сами должны всё знать, – ответил Сарториус, отстраняясь.
– Мы-то знаем, а вот почему вы в наших беседах мягко обошли эту тему? – поинтересовался Новиков. – Вроде договорились о полной откровенности в обмен на…
Сарториус печально вздохнул:
– Видите ли, эта тема как бы и не имеет отношения к нашим делам…
– Не вам судить, – голос Андрея стал ощутимо жёстче. – По какой причине вы не можете контролировать этих «деток» и какую часть реальной американской политики контролируют они?
Отвечать Сарториусу сильно не хотелось, но деваться было некуда:
– Больше ста лет назад моими предшественниками было заключено соглашение о разделе сфер влияния. «Дети» оставили за собой полное право решать, что есть «истинный американизм», и принимать любые меры к его сохранению. Нам предоставлена полная экономическая и политическая свобода в раз и навсегда установленных рамках. Вот вам пример – в обмен на полученные за военные поставки во время Второй мировой войны миллиарды и «невнимание» соответствующих структур к торговым операциям с Германией нам пришлось согласиться на вице-президента Трумэна[142]. И так далее…
– Они настолько сильны? – как бы удивился Удолин, неприятно пощёлкивая пальцами.
– В тех вопросах, что их интересуют, – они всесильны. Любая попытка конфликта с их руководством заканчивается смертью и полным разорением несогласных… Уж на что популярен был Кеннеди и его клан… Одного брата, президента, убили, второй брат, генеральный прокурор, получил недвусмысленный намёк – забыть об этом неприятном инциденте и заняться семейными делами. Не послушался, решил тоже баллотироваться – убили и его. И опять никаких концов. Было ещё несколько случаев, не только в США, но и в других странах. С тех пор установился статус-кво.
– Поэтому вы предпочитаете жить на своём острове и в другой реальности? – догадался Удолин.
– В том числе и поэтому…
– Ну, как говорят в России, не так страшен чёрт… Как я понимаю – вам было просто стыдно признать, что какие-то там… Они что, по-вашему, потусторонние существа? Так я, к вашему сведению, специалист в этом вопросе. Навыками экзорцизма владею…
– Я бы не советовал вам недооценивать противника, – осторожно сказал Сарториус.
– А почему – противника? – вдруг спросил Шульгин. – Очень может быть, что на определённом этапе они окажутся нашими верными союзниками…
– Сами об этом не подозревая, – тихо хихикнул довольно уже расслабившийся Удолин. – А вы – просто о них забудьте. Вам своих забот довлеет…[143]
