Любен Дилов - Упущенный шанс

Но в лифте он нажал на кнопку своего этажа. И не стал беспокоить компьютер, чтобы позвонить ей по видеофону — слишком долго ему прививали хорошие манеры и внушали уважительное отношение к другим людям. И, наверное, не последнюю роль сыграло извечное желание сохранить иллюзию, называемую чувством собственного достоинства. Не посмел он заглянуть и в салон, боясь увидеть на розовом диване голых Миранд с бесстыдно расставленными ногами.

Может, ему лучше переночевать в кабинете? Положить в угол надуваемый матрац…

Он как раз надувал его, когда раздался звонок видеофона.

— Здравствуй, милый, ты уже спишь?

Незаткнутый матрац, худея на глазах, зашипел: «Ш-ш-ш, тихо, ты слышишь, это Миранда!» Думая, что он давно спит на любимом розовом диване, она не включила изображения, рассчитывая единственно на то, что автосекретарь запишет ее слова, которые он услышит только завтра.

— Спи, любимый, спи! Только не сердись на меня хотя бы во сне, во сне ты люби меня, люби сильно-сильно!..

Говорила настоящая Миранда, на искусственную ему не за что было сердиться, да ее уже и не существовало. По крайней мере под этим именем.

— …Завтра ты опять будешь дуться на меня, но я осыплю поцелуями твои руки, прикосновение которых помнит мое тело, наполню твои ладони слезами и буду молить тебя о прощении…

Он вспомнил о моде сезона. Резко нажав на кнопку двусторонней связи, грубо сказал:

— Послушай, Миранда, кончай этот цирк!

— Что? Что такое цирк? — спросила девушка испуганным голосом.

— Недавно в одной древней книге я прочитал о цирке. Когда-то давали такие представления, во время которых дурачили публику.

— Значит, ты все еще злишься на меня?

— За что мне на тебя злиться?

— За мой несносный характер.

— Ты же с ним можешь носиться, значит, и я могу.

— Слушай, а ты правда на меня не злишься больше. — обрадовалась Миранда. — Ты очень хочешь спать?

— С тобой — нет.

— Ну вот, опять начинаешь. Ну почему ты такой?

— Какой?

— Примитивный, грубый, циничный…

— Наверное, потому, что никто не заботится о моем воспитании. Да и говорят, сейчас таким быть модно.

— Ничего подобного, совсем не модно! А спросила я тебя, потому что мне не спится. Давай погуляем по парку? Ты знаешь, как там весной всё цветет! Да и ночь так прекрасна, ты только посмотри, как сияют звезды!

Вот в этом и была вся Миранда — уж если в ее голову втемяшилось погулять с тобой по парку, из-за чего они поссорились накануне, то она сто раз будет звонить тебе по ночам, но своего добьется. Но вся прелесть в том, что с ней можно пройтись под руку по улице, а с искусственной Мирандой нельзя — ей это запрещено четвертым законом робототехники.

— Ты уже выбрала себе звезду, которую я тебе подарю?

— Любимый, — прошептала она едва слышно, но он расслышал, потому что матрац уже успел испустить дух.

— Слушай, из-за тебя у меня опять повысится содержание адреналина! И надпочечник надорвется!

Она игнорировала его выпад.

— Ты зайдешь за мной или мне зайти за тобой?

— Зависит, к каким романтикам ты себя причисляешь, к активным или пассивным.

Она ликующе воскликнула: — Конечно, к активным, дурачок мой дорогой! К самым активным. Я подожду тебя у подъезда.

— Полотенце захватить?

— А зачем?

— Ты ведь, кажется, собиралась наполнить мои ладони слезами?..

— О господи! И откуда только взялся на мою голову этот антрополог! Угораздило же влюбиться в такого! Ну ничего, я тебе покажу! Ладно, спускайся, горе ты мое!

Он двинулся к выходу, но остановился на полпути и, войдя в салон, поднял принесенный другой Мирандой цветок. Ожидая, пока придет лифт, он думал, как отреагирует Миранда, когда он подарит ей его. Но так ничего и не придумал, как не придумал и тех слов, которые скажет ей, вручая цветок. Наверное, слова должны прийти сами, родившись из… Из чего? Из его чувства вины, из глаз Миранды, из звезд, которые отразятся в них? Ну, а не родятся, тоже не беда, можно обойтись и без слов. Например, поцелуем…

«Да, мы шагаем в ногу с модой сезона,» — подумал известный антрополог и историк нравов, входя в лифт.

— Всё, назад дороги нет! Только бы в следующем сезоне в моду не вошли такие, как та полногрудая королева, перед которой ты готов был ползать на коленях.

Но даже иронизируя над собой, он знал, что испытывает настоящий любовный трепет и что трепет этот не в последнюю очередь объясняется тем, что он не знал, какую женщину увидит у подъезда. Наверное, он и в самом деле не знал этого. Но верил, что будете ней счастлив.

— Ну и ну! — воскликнул я, обращаясь к компьютеру, уставившемуся на меня огромными совиными глазами. — Славно ты постарался для своего мастера, ничего не скажешь! Даже эпиграф предпослал, а я даже не предполагал, что ты умеешь работать с цитатами. Откуда ты только выкопал этого Генри Шоу, я о таком никогда не слыхал. Как там было — увеличивая нашу мудрость, опыт не уменьшает нашей глупости? Славно сказано, если относить это к поведению влюбленных. Но если ты намекал на мой опыт работы с тобой…

Я засмеялся, не зная, как отнестись к этому фривольному, гротескному сочинению, которым был вознагражден мастер. Хотелось думать, что компьютер просто отомстил ему, но беспокоила мысль, что месть предназначалась не только мастеру.

— Впрочем, в любом случае ты прав, — подбодрил я его. — Я действительно неисправимый болван, если все еще возлагаю на тебя какие-то надежды. Давай теперь попробуем создать совместное произведение на ту же тему. Что-нибудь поучительное о любви и о жизни, но поучительное в глобальном масштабе. Хорошо, что законодатели все еще не догадались штрафовать писателей за их гигантоманию! Ну, начнем, что ли, милок? Кажется, так советовал мастер обращаться к тебе? Давай, милок, только осторожненько, а то ты и так переиначил все мои замыслы. Теперь не сфальшивь ни на одной ноте, очень прошу. Давай напишем хоть одно по-настоящему серьезное произведение!..

УПУЩЕННЫЙ ШАНС

Еще недавно считалось, что время великих изобретателей-одиночек прошло чуть ли не в начале двадцатого века и что они остались только на страницах низкопробных научно-фантастических произведений, потому-де, что в наш век приходится решать куда более сложные загадки природы и в деле этом не обойтись без крупных научных центров, объединяющих усилия сотен ученых, вооруженных новейшей техникой. Однако к концу второй научно-технической революции положение вещей существенно изменилось. Биокомпьютеры стали доступны человеку с любым кошельком, информационные банки по дешевке торговали знаниями, за необременительную сумму можно было арендовать целую лабораторию, с развитием движения «Сделай сам» рынок оказался наводнен всевозможной аппаратурой и частями для ее сборки. Гении вновь получили возможность свободно творить, не покидая стен своего дома.