Любен Дилов - Упущенный шанс

— Но зачем вы их программируете так, чтобы они вели себя, как живые женщины, — возмущенно воскликнул он, забывая, что ему только что предоставили возможность находиться в статусе ученого, а не запутавшегося в сексуальных проблемах пациента.

На лице врача появилась деликатная улыбка — он не стремился демонстрировать свое превосходство:

— Вы гораздо больший философ, чемя, и, наверное, неплохо разбираетесь в психологии. Так вот — позвольте задать вам такой вопрос: а как, по-вашему, ведет себя живая женщина? Лично я не уверен в своей способности дать правильный ответ. Несмотря на мой почтенный возраст и немалый опыт…

Ему снова предлагали облегчить свою душу шутливой беседой, но на него все еще давила тяжесть обломков жестоко разбитой иллюзии, поддаться которой заставила его, наверное, какая-то неосознанная потребность. Он попытался вспомнить, как вела себя настоящая Миранда в тот день, когда впервые пришла к нему, но воспоминание об этом ускользало. Запомнилось только радостное волнение, но он не мог вспомнить ни что она ему говорила, ни как ласкала, точно так, как недавно не мог вспомнить буквенно-цифровой код Миранды искусственной. Наверное, именно поэтому у него опять вырвалось негодующее восклицание:

— Но с какой стати ваш робот заявил мне, что испытал нечеловеческое удовольствие? Какую цель вы ставили перед собой, предусмотрев это в своей программе? Тем самым вы как бы ставите робота выше человека! Вы же тем самым утверждаете, что людям испытать подобного блаженства не дано…

Только выпалив все это, он осознал, что выдал себя с головой, но стыда не почувствовал, потому что на него снова обрушилась волна яростной тоски. Он вдруг отчетливо вспомнил каждый жест, каждое слово, каждую ласку искусственной Миранды.

Психосексолог осторожно подал ему чашку с кофе и сел на место только после того, как убедился, что собеседник удержит ее в своих руках.

— Вы принуждаете меня защитить честь нашего заведения, как вы изволились выразиться не без оттенка презрения. Поэтому я сформулирую вопрос более конкретно. Скажите, что именно не удовлетворяло вас в поведении гостьи? Можете не стесняться, сейчас я говорю с вами как врач, на котором лежит известная доля ответственности за то, как программируются роботы.

Да разве он понесся бы сюда сломя голову и надеясь навсегда выкупить Миранду, если хоть чем-то был недоволен? Но не признаваться же в этом врачу, даже такому симпатичному и деликатному, как этот. Медленно отхлебывая кофе, он попытался перевести разговор в философскую плоскость, чтобы уйти от конкретного ответа и хоть как-то выпутаться из смешного положения, в котором оказался.

— Простите, доктор, я действительно располагаю только самыми беглыми наблюдениями, но все-таки — какая польза в том, чтобы создавать у мужчин подобные иллюзии?

В дверь постучали, и в ее проеме показалась голова оператора.

— Извините, я вам не помешал?

Пришедший за кофе оператор был смущен, не зная, беседуют ли они как знакомые или как врач с пациентом.

Психосексолог вопросительно посмотрел на этолога.

Ученый обрадовался.

— Входите, входите! Может, именно вы поможете мне кое-что прояснить. Это мне нужно для одной будущей работы. Не правда ли, доктор? Ну так вот. Мужчина нигде больше не может получить то, что предлагает ему ваше заведение И вот мне кажется, что существует серьезная опасность того, что вы привьете ему вкус к иллюзиям. А это чревато тем, что может отвратить его от реальности.

— Но мы не навязываем ему никаких иллюзий, он сам обращается к нам за ними, поскольку испытывает такую потребность. С тбчки зрения медицины гораздо лучше удовлетворить ее, чем способствовать развитию комплекса неудовлетворенности. Ведь когда мы влюбляемся в женщину, мы фактически влюбляемся в свое представление о ней, а это — та же иллюзия.

— За много лет к нам не поступило ни одной жалобы, — вставил оператор, и в тоне его прозвучала гордость за свою профессию.

Кроме кофе, он угощался и другой жидкостью, поскольку в руках у него было два пластмассовых стаканчика.

Бесцеремонное вмешательство в разговор отрезвило привыкшего соблюдать условности ученого. Он криво усмехнулся.

— В принципе, мы сталкиваемся здесь с вечной проблемой Пигмалиона и Галатеи, с проблемой художника, влюбленного в свое творение.

— Да, с чем-то вроде этого, — согласился врач с точно отмеренной иронией в голосе. — Ведь наше общество, которое вы очень так удачно назвали «сверхгуманным», стремится предоставить любому человеку возможность быть творцом. Тогда почему, собственно, ему не любить и свое творение? Любовь это тоже творчество, пусть и подсознательное. А мы хотим, чтобы человек относился к ней как к творчеству общественно-значимому. Обратите внимание вот на какой факт: легенда не рассказывает нам, как долго длилось счастье Пигмалиона с ожившей Галатеей, не так ли? Как вы думаете, почему? Не потому ли, что быстрее всего нам надоедают наши иллюзии? Поэтому риск, о котором вы недавно говорили, здесь минимален. Наверное, нам было бы трудно жить с женщиной, потакающей всем нашим вкусам и желаниям. Представьте себе: вы живете с женщиной, с которой не о чем спорить, незачем ссориться, которая лишает вас возможности порадоваться собственному великодушию, когда вы уступаете ей в чем-то. Да ведь вы и оглянуться не успеете, как почувствуете к ней полное равнодушие!

Этолог согласно кивнул и, воспользовавшись паузой, сказал:

— Позвольте рассказать вам одну любопытную историю, которой я собираюсь повеселить своих слушателей во время очередной лекции. Давным-давно, когда мужчины еще считались полными хозяевами в своем доме, в одном селе жил крестьянин, зверски избивавший свою жену. Однажды сосед принялся выговаривать ему: «Зачем ты бьешь ее по голове? Это опасно, ты можешь убить ее». — «А по чему ее бить?» — спросил его крестьянин. — «А ты бей ее по мягкому месту», — посоветовал сосед. — «Это еще зачем? — удивился крестьянин. — Мне ее задница хлопот не доставляет, не то что голова!» Врач громко расхохотался. Засмеялся и оператор, но как-то неуверенно и смущенно: он был молод и не очень понял, в чем соль истории.

— Как видите, проблема полов существовала и в древности, а в наше время она стоит как никогда остро, — зачем-то добавил историк торжествующим тоном.

— Ну, положим, с нашими искусственными дамами таких проблем не бывает, — сказал врач, смеясь. — Современный мужчина продолжает истово мечтать о послушной жене, хотя с каждым днем он сам становится все более послушным.