Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда

— Мама! Мамочка! — первый раз в жизни позвал он ее, отбросив ироническое "мама Лена" и отстраненное "мать".

Или показалось Володьке, или на самом деле дрожь немного успокоилась, но, закаченные под лоб глаза, явно попытались принять нормальное выражение.

На губах у мамы выступила пена. В горле у нее что-то захрипело, забулькало, заклокотало. Володька склонился над ней, вслушиваясь в эти звуки, словно в звуки, доносящиеся с другой, живущей непонятной ему жизнью, планеты. И с очень большим трудом разобрал (или ему показалось, что разобрал?):

— Во…ва… Все… ко…нец… Достали… Бе…ги… мили…цию… Ска…жешь… Приехал… Трупы… Пусть… разберутся… Не разберутся ведь, Володя! — внезапно звонко вскрикнула мама совершенно здоровым голосом и у Володьки даже сердце екнуло. Рановато, правда, екнуло, потому что голос снова начал стремительно слабеть, словно проваливаясь в бесконечность: — Я… сейчас… умереть должна… Программа… Чтоб им… Живи, Володя!.. Выживи… Ты должен… Ради нас с отцом… Жора… Америка… Хастон… Арданьян… А потом… Рычаг… Архимеда… Душу — рычагом!.. За что, сынок?..

И мама так дернулась в Володькиных руках, что его отбросило в сторону, как от разряда электрического тока. Прямо на чье-то холодеющее тело. Алксниса или Кандубы. Володька не стал с этим разбираться, снова бросаясь к той, родство с которой осознал в полной мере только секунду назад. Поздно… Тело мамы каменело, каменело, каменело, наливаясь тяжестью всех планет этой проклятой Вселенной, вместе взятых.

— Мама! Мама!!! — весь превращался в крик Володька, но Вселенная эта была не только проклята, но темна и пуста. Поэтому никто так и не отозвался на крик Владимира Барбикена.

10 октября 2002 года,

кратер Архимед (Луна)

— Мама! Мамочка!!! Да за что же мне все это?! — кричала Руслана Барбикен, дергаясь всем телом в чем-то липком и безжизненно упругом.

Внезапно она поняла, что не кричит, а просто слабо двигает пересохшими губами. Вернее, пытается это сделать. И вокруг нет никакого пространства, а есть тело, невыносимо жаждущее движения. Самого простого. Легкого. Полузаметного. Такого, как вот это самое трепыхание губ. И это ощущение своего тела почему-то успокоило Руслану. Не сразу. А тяжелыми и надсадными рывками-пульсациями. Он прислушалась к ним и поняла, что это бьется ее сердце.

С ощущением сердца пришло и ощущение жизни. Такой же тяжелой, зыбкой, пульсирующей и балансирующей на грани смерти. Но это почему-то не пугало. Наверное, потому, что появилось понимание того, что это тело не хочет этой жизни и по этой самой причине пытается, пытается провалиться в черное небытие, однако что-то не дает ему этого сделать. В работу включился мозг.

"Где я?" — подумала Руслана, еще сильнее сжимая и так закрытые глаза, потому что больше этого вопроса боялась другого: "что со мной?". Но он больно выкручивал извилины мозга и требовал, требовал ответа так же, как утопающий организм требует глотка воздуха.

Воздуха… Он у нее уже должен был закончиться. Руслана снова прислушалась к себе. Дыхание было замедленно, но спокойно. И с каждым вздохом что-то свежее и хвойно-смолистое пропитывало легкие. Так, наверное, мог пахнуть воздух в каморке папы Карло. Но она ведь совсем не Буратино. Скорее, Мальвина, брошенная всеми своими друзьями.

Друзьями… Один погиб на орбите. А второй — сильный, умный, красивый — предал его и убил руками существа без лица, появившегося неизвестно откуда и неизвестно зачем.

По телу Русланы прошла обжигающая волна. Словно ее со всего размаху бросили в камчатский гейзер. И она открыла глаза…

Небольшая уютная комнатка, вытянутой прямоугольной формы… Тяжелые, дубовые на вид, двери в одном торце и тяжелые бежевые шторы, полностью закрывающие второй торец. Мягкий свет из-под скромной, но изящной люстры. Деревянные стены… Наверное, именно они пропитывали это помещение тем смолистым запахом, который ощутила Руслана. Такая комнатка, скорее всего, должна была находиться в дачном домике, спрятавшемся в пригородном лесу. Но Руслана точно помнила, что до ближайшего леса было не менее четырехсот тысяч километров. Или уже не было?.. И как она сюда попала?

В памяти возник образ юноши с длинными каштановыми волосами, склоняющегося над ней, агонизирующей в скорлупе скафандра. Предсмертный бред. Так, значит, она все-таки умерла?.. Руслана шевельнула рукой. Не похоже.

Ее взгляд зацепился за, висящую на стене, акварель в простенькой рамке. Плоские, определенно лунные горы, погруженные на дно ослепительно синего неба. Белая дорога, разрезающая светло-коричневые холмы. Леопардовые пятна желто-зеленой травы. Крым?.. Вдалеке, у обочины дороги, маячил огромный высокий кактус. И он сразу же напомнил про небритых ковбоев в широкополых шляпах, про мексиканцев, обтянутых патронными лентами, про салуны с развеселою музыкой и про ветхие дилижансы, убегающие от погони. "Мексика, — поняла Руслана. — Или Южные Штаты… Но, как?!"

Она попыталась привстать с широкой кровати, на которой лежала, укрытая тонким одеялом. Что-то сразу же вцепилось в затылок и потянуло голову назад. Руслана провела по шее левой рукой и нащупала у ее окончания тонкий провод с пластиной, прикрепленной прямо к коже чем-то, похожим на лейкопластырь. Изо всех сил испуганно рванула провод и ощутила легкий укол боли. Эт-то еще что такое?.. Впрочем, мимолетное удивление сразу же сменилось не очень мимолетным стыдом, когда Руслана рывком сбросила с себя одеяло. Она была полностью обнаженной. То, что скафандра на ней не было, "таежница" поняла давно, но полетное трико…

На стуле, напоминающем стулья из старых английских фильмов, лежал легкий серебристый комбинезон. Простой, с нашивкой на груди в виде цилиндра, заключающего в себе конус и шар. Это что-то напомнило Барбикен. Архимед… Древний механик просил поставить на своей могиле именно такое сооружение в память о соотношении этих тел, вычисленном им. Что же это получается? Она находится в усыпальнице основоположника инженерии? Не похоже, однако.

Украдкой осматриваясь по сторонам в ожидании нескромного взгляда, Руслана быстро натянула на себя комбинезон и подошла к зашторенной стене, по пути прикоснувшись рукой к стенке. Это было не дерево. Пластик. И потому, когда Руслана дотронулась плотной ткани шторы, у нее мелькнула мысль о том, что и за нею может не быть окна. Сплошная бутафория.

Окно — огромное, во всю стену — впрочем, было. Но вид, открывшийся из него, настолько поразил Барбикен, что она обеими руками стиснула рот, пытаясь не закричать.

За окном раскинулась лунная поверхность. Пейзаж, висящий позади девушки на бутафорной, под дерево, стенке. Только засунутый под матрас слепого черного неба. Неба, которое никоим образом не способствовало ни появлению леопардовых пятен растительности, ни замершим струям, по инопланетному необычных, кактусовых стволов. Оно способствовало бледной безжизненности выпуклой равнины, хмуро поблескивающей под косыми лучами невидимого солнца.