Алексей Корепанов - Тени Марса

— Как бы он от нас не сбежал, — озабоченно сказал Леопольд Каталински, тоже глядя на экран.

— Не должен, — глухо отозвался Эдвард Маклайн. — Парни из ЦУПа обещали постеречь.

— В крайнем случае, будем менять у аборигенов золото на еду, — попытался пошутить инженер. — Продержимся до второй экспедиции.

Командир «Арго» промолчал и запустил двигатели.

Далеко внизу первые солнечные лучи осветили дно древнего высохшего океана и дотянулись до сидонийского берега. И тут же пропали, потому что над Сидонией все больше сгущались мутные облака.

— Берег Красного Гора, — сказал Каталински. — Мы назвали этот район Берегом Красного Гора. Гор — это такой древнеегипетский бог, бог-сокол...

— «Бойцовый сокол». Помолчи, Лео, хорошо? ...«Арго» давно уже исчез с экрана, и в какой-то неуловимый момент марсианское небо, только что бывшее под ногами у астронавтов, оказалось у них над головой.

Леопольд Каталински созерцал на экране уже знакомую панораму марсианской поверхности и вновь ловил себя на мысли о том, что ему совершенно не хочется возвращаться в этот пустынный мир. Да, раньше у него было искреннее желание побывать на Марсе, оставить свой след в Заземелье, своими глазами увидеть то, чего никогда не доведется увидеть воочию миллиардам землян... Но первые восторги давно прошли, и ждала его только рутинная, механическая, утомительная работа, и ждали поиски, которые — сто тысяч против одного — ни к чему не приведут. А еще где-то в подсознании засел непонятный страх — Марсианский Сфинкс почему-то казался ему живым злобным чудовищем...

Эдвард Маклайн, пожалуй, не уступал Торнссону в искусстве пилотирования. Модуль плавно шел по наклонной, заходя на равнину со стороны испарившегося океана, — и вот уже возникла на обзорном экране громада Сфинкса. Леопольд Каталински опять подумал, что этот исполин до странности похож на маску, которую он видел лет пять назад на праздновании Хэллоуина в Бостоне. Прошло несколько мгновений — и он понял, что таинственный сидонийский Лик изменился. Белая субстанция, заполнявшая огромные глазницы, которую он вместе с Алексом Батлером, Свеном Торнссоном и Флоренс наблюдал во время первого полета над Сидонией, стала гораздо более разреженной, и теперь уже было понятно, что это не лед, а туман.

И сквозь этот туман проступили глаза Сфинкса — черно-лиловые, матовые, поглощающие бледный свет Марсианского утра. Они были еще плохо видны, они Казались мутными, как спросонок, но очень походили на живые. Их взгляд впивался в мозг — и Леопольд Каталински вдруг почувствовал резкую головную боль. Он потер ладонью вспотевший лоб, оторвал взгляд от экрана, — и боль понемногу отступила, стала глуше, но не спешила исчезать.

Конечно, виной тому было напряжение послед, них часов и, возможно, не вовремя разыгравшееся воображение... но инженер не мог избавиться от ощущения, что у каменного исполина поистине живой очень тяжелый и недобрый взгляд — хотя пока и затуманенный. Пока...

Леопольд Каталински заставил себя поднять голову и вновь посмотреть на экран. Вместо Сфинкса под модулем был уже котлован с одиноко застывшим экскаватором.

— Лео, внимание! — предупредил Эдвард Маклайн. — Начинаю тормозить.

— Понял, командир, — внутренне собравшись, ответил Каталински.

...Посадочная операция прошла без сучка и задоринки, но Эдвард Маклайн совершенно взмок, словно от самой стартовой точки тащил модуль на себе. Ему не терпелось поскорее отправиться к Сфинксу но он со своей обычной скрупулезностью провел все до единой послепосадочные процедуры, потому что по-другому просто не мог. И только убедившись в том, что с модулем все в полном порядке, вместе с инженером вышел под марсианские небеса. С ящиком взрывчатки в руках — как будто собирался принести дань кровавому богу войны.

Хотя странная атмосферная аномалия продолжала существовать, астронавты прицепили у пояса шлемы и повесили на спину баллоны. Как сообщал специалисты чуть не сломали головы, пытаясь объяснить этот феномен, не вписывающийся ни в какие теории. Утро было пасмурным, красно-желтые облака сплошной пеленой затянули небо, и горизонт потонул в багровом полумраке. Рейки контейнерной колеи занесло размельченной породой, и у колес марсохода высились ржавые холмики. На водительском сиденье ровера одиноко лежала золотая плитка с изображением загадочного зверя; это Леопольд Каталински бросил ее туда перед взлетом с Марса — он и сам не знал зачем. Он не считал себя суеверным и не верил в какие-то потусторонние, высшие силы — вернее, просто не думал об этом... но плитку оставил совершенно сознательно, на всякий случай, как бы на время возлагая ответственность за сохранность и исправность вездехода на местных богов или духов... Духов прошлого...

Там, где когда-то жили разумные существа, обязательно должны были присутствовать какие-то высшие сущности, порожденные коллективным сознанием, но впоследствии обособившиеся и, возможно, превратившиеся в нечто иное, чем они были первоначально.

Леопольд Каталински так ничего и не рассказал командиру «Арго» о вавилонском сирруше с врат богини Иштар — для подобных разговоров просто не было времени... Командир видел плитки при разгрузке, но совершенно не заинтересовался нанесенным на них Рисунком; он был сосредоточен совсем на другом.

Они вытащили из вездехода экспресс-лабораторию, а взамен погрузили два запасных баллона, еще один бур вдобавок к тому, что уже лежал в кузове, внушительный моток тонкого троса и несколько реек от контейнерной дороги. Ящик с взрывчаткой Эдвард Маклайн бережно устроил у себя на коленях; на поясе у командира, рядом со шлемом, висел пистолет в кобуре, а у инженера — ракетница. Правда, стрелять было не в кого и подавать сигналы тоже некому — но Эдвард Маклайн решил, что эти образцы военной техники не будут большой обузой и пригодятся хотя бы для того, чтобы дать знать о себе друг другу в случае чего...

Леопольд Каталински сел за руль — и вездеход побуксовав, рывком отправился в путь.

— Осторожнее, Лео, — сказал Эдвард Маклайн, придерживая ящик, чуть не соскочивший с его коленей. — Взрывчатка все-таки, а не хот-доги.

— Но кто-то ведь рассчитывал степень риска, — буркнул в ответ Каталински, возвращая командиру его же фразу. — Небось швыряли его и так, и этак...

— Осторожность не помешает, — назидательно заметил Эдвард Маклайн. — Раз в жизни и палка может выстрелить. Знаешь, как закончилась космическая карьера кого-то из тех, первых, что летали на «Джемини»? Карпентера, кажется.

— Бейсбольная бита выстрелила, — проворчал Каталински, внимательно глядя перед собой.

— Примерно так, — кивнул Эдвард Маклайн. — А точнее — поскользнулся в собственной ванной на куске мыла. Перелом — и запрет на полеты. Навсегда.