Роман Подольный - Легкая рука

— А второй, с танцплощадки, вам предложение не делал?

— Что вы?! Он только полгода назад развелся. Теперь, грозит, никогда не женюсь.

— Прекрасно. Предложите ему руку и сердце. Назовем это, по Шпильману, освобождающей жертвой. Пассивной, потому что ее могут не принять — и не примут.

— А как с Костей? — спрашивает замирающим голосом Люба.

— Это который хочет жениться? Тут путь противоположный. Надо сделать так, чтоб он увидел вас целующейся с другим. Это будет тоже освобождающая жертва, но, как видите, активная. Если для нее понадоблюсь я…

— Спасибо, — сказала Люба.

В ближайший месяц половину свободного времени Горбов тратил на решение с Любиными подругами их проблем. А потом его вызывает директор стадиона и говорит, что угнетает его ситуация с финансовым планом, добиваются сверху, чтоб выполнял, а как выполнить, если оттепель, льда нет? Каток-то не работает. Что делать?

Валентин решительно посоветовал:

— Пишите этому начальству докладную. Требуйте холодильных установок для намораживания льда.

— Так ведь нет у начальства лишних установок! И оно знает, что я это знаю. Только рассердится.

— Видите ли, есть такое философское положение, нельзя ничего найти, ничего не потеряв. Пусть сердится. Зато выговора объявить не сможет: если в установках откажет — само будет виновато. А скорее — не откажет. Будет сердиться, что вы его не поняли, это верно, но есть ситуации, в которых подчиненному полезно не понимать свое начальство. Это, по Шпильману, тормозящая жертва.

За помощью обращается двоюродная сестра самого Валентина. Ей тридцать пять, не замужем, у нее давний роман с сослуживцем, который никак не решится на брак. Это для Горбова даже не задача, а типовой пешечный эндшпиль, правила игры в котором порядочный шахматист обязан знать наизусть. Совет: немедленно сменить место работы.

Подоплека этой рекомендации достаточно ясна и самой кузине Горбова: предполагаемый жених видит ее буквально каждый день; они почти не расстаются, а в случае женитьбы и вообще не будут расставаться: редкий мужчина в силах это выдержать. Женщина отлично все понимает, но ей-то хочется видеть любимого каждый день; она боится потерять его, исчезнув с его глаз; она многого боится и поэтому, все понимая, ничего не собирается менять.

Теперь — приходится. Все получается так, как было намечено.

А там пошло и пошло.

— …Вы меня не знаете, Валентин Сергеевич. И все-таки прошу, не откажите в совете…

— Извините, Валентин Сергеевич, мне дал ваш телефон Николай Георгиевич…

Валентин добросовестно разрабатывает для своих “клиентов” планы действий. Но самого Горбова куда больше, чем его подопечных, ошарашивал факт действенности его советов.

Впрочем, одну из причин, объяснявших этот факт, он нашел довольно быстро. Любой шахматист знает, что в партии даже не самый верный план несравненно лучше игры без всякого плана Люди, получавшие от Горбова план и исполнявшие этот план, действуют эффективнее, чем если бы они под влиянием эмоций тыкались из стороны в сторону.

Маленький, некрасивый, неловкий, особенно сильно чувствующий себя маленьким, слабым и неловким среди окружающих его мускулистых людей с точными и изящными движениями, Валентин вдруг ощутил себя хозяином человеческих жизней. А был он между тем опять-таки всего лишь провидцем. Потому что всякий, кто составляет план, заглядывает в будущее — и, подтверждая его наметки, время возводит дерзкого в ранг пророка.

Елисеев слышит шум реки Галис — и предвидит приближение к порогам, часы паводка, угрозу наводнения. Нейстрин, кажется, приглядывается к вешкам, с давних пор обозначающим фарватер реки времени, собирая тысячелетние наблюдения за ее мелями и перекатами. А Горбов строит на реке Галис запруды, ищет мелкие места для перехода на другой берег…

Но река времени несет по течению и тех, кто пытается ее промерить, запрудить или даже отвести ее воды в новое русло.

Известно, что всякая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Горбов же слишком привык за последние годы пользоваться выработанными им механизмами управления. Не так уж случайно попал он к Елисееву, потому что не случайно оказался на пути Светланы не то вор, не то хулиган, от которого ее спас Валентин. Наслышанный о лаборатории прогностики, Горбов сначала хотел познакомиться с ее людьми, разобраться в ее работе.

Но ему сразу не понравились Елисеев и Нейстрин, показались нелепыми разговоры, дурацкими планы — и кто знает, что за роль сыграло тут неосознанное чувство ревности, ревности сразу к идее и к Светлане.

Горбов мимоходом продемонстрировал на лаборатории прогностики силу нажитых за последние годы связей вместе с силой кнопок, нажатых в нужной последовательности. Продемонстрировал в полной уверенности, что прав и вправе это сделать.

Но его запруда не остановила ни реку Галис, ни паводок на Енигирке. А тот без помех — дамбы ведь не были построены — обрушился на десятки сел. Известие о катастрофе на Енигирке разрушает уверенность Горбова в себе — но не заставляет его поверить Нейстрину и Елисееву. Однако Валентин считает себя обязанным помочь пострадавшим на Енигирке и прибывает туда с отрядом строителей.

На Енигирку же примчалась от своей газеты Светлана. Она узнает в Горбове своего спасителя, распознает в нем же — благодаря телеграмме Елисеева из Москвы — губителя лаборатории прогностики. О, у меня была написана целая большая глава, где сначала Светлана, как журналистка, поражалась умению Горбова руководить людьми, еще не зная корней этого умения, потом случайно оказывалась вместе с ним в самолете (хотя в той же телеграмме Елисеев очень советовал Светлане в ближайшие дни самолетом не пользоваться); вынужденная посадка создает идеальные возможности для объяснения, которое из научно-этического превращается в любовное…

Горбов, правда, по-прежнему отказывается верить в предсказания, за исключением тех, которые осуществляются целенаправленно, но есть надежда, что Светлана его переубедит; тогда лаборатория прогностики восстановится, Валентин войдет в число ее сотрудников, а затем последует хэппи-энд.

Но, живописуя трогательную эту сцену, автор понял странную истину: величайшие из провидцев, истинные предсказатели, должны были пройти по истории незамеченными. Потому что смогли сделать так, чтобы предсказанное ими не сбылось.

Прорицатель вещал: враг ворвется в город с запада; западную стену укрепляли — и штурм кончался ничем, а на голову неудачливого пророка падал позор; о царь, говорил другой пророк, перейдя пограничную реку, ты потерпишь поражение — и царь продлял мир с соседом, а затем винил мудреца в том, что не добыл себе земель, сокровищ и славы.