Рене Баржавель - В глубь времен

Бортовой диффузор заговорил:

— Университет ищет Элеа 3-19-07-91. Элеа, сообщите о вашем местонахождении своим Ключом…

Взлетная труба пропустила устремившуюся ввысь ракету. Она вышла из Зева и поднялась в непроглядную ночь.

С тех пор, как они начали жить на Поверхности, Элеа и Пайкан утратили привычку видеть свет постоянно, как это происходило в подземных городах. Когда они покинули стоянку, был день, и они думали, что на Поверхности тоже будет день. Но Земля и Солнце продолжали свой бег и наступила ночь. Над ними было темное небо, усеянное россыпью звезд. Они вытянулись рядом на кровати, взявшись за руки, не произнося ни слова, охваченные бесконечной нежностью и тишиной. Они поднимались в ночь и в мир, к звездному небу, они покидали землю с ее абсурдными ужасами. Они были вместе, им было хорошо, и каждое мгновение счастья становилось вечностью.

Они надели золотые обручи, которыми была снабжена кровать и оба опустили обручи на глаза. Они настолько привыкли к такому способу общения, что могли обменяться содержанием памяти друг друга, даже не думая, поскольку мысли и чувства у них были одинаковыми. Обмен осуществлялся с мгновенной скоростью. Они надевали обручи, закрывали глаза и вскоре у них оставалась одна память, одно прошлое. Один вспоминал воспоминания другого, как будто бы это его воспоминания. Пайкан и Элеа уже стали не двумя существами, которые верят в то, что знают друг друга, и ошибаются. Они были одним существом, без тени, но гораздо более мощным и серьезным перед лицом целого мира. Таким образом Пайкан узнал все о проекте Убежища, обо всем, пережитом Элеа с того момента, как они расстались, и до тех пор, пока они снова не воссоединились. Он узнал, как Элеа добыла себе свободу. Он страдал вместе с ней, без тени упрека и ревности. Между ними не осталось места чувствам такого уровня, потому что каждый знал все о другом и полностью его понимал.

Они одновременно сняли золотые обручи и улыбнулись друг другу от безумного всеобъемлющего счастья быть вместе, неким единым существом, обладающим общим знанием, от радости делить и приумножать свое счастье. Как две руки одного тела, которые ласкают один и тот же предмет, как два глаза, которые открыты миру…

Заговорил диффузор:

— Мы достигли Семнадцатого Уровня. Начинаем горизонтальный полет к Ламоссу. Допустимые возможности: скорость с девяти до семнадцати. Какую скорость вы предпочитаете?

— Максимальную, — ответил Пайкан.

— Максимум, скорость семнадцать, записано. Осторожно при ускорении!

Несмотря на предупреждение, горизонтальное перемещение вдавило Элеа в ее кресло и отбросило Пайкана прямо на нее. Женщина засмеялась и взяла обеими руками его длинные белокурые, еще влажные волосы, начала легонько покусывать его щеки, нос, губы.

Они больше не думали о тех испытаниях, которым они подверглись, об угрозах, о войне. Они летели к мирному приюту. Может быть, секундному, не стойкому, иллюзорному, где в любом случае на них навалятся большие проблемы. Но эти заботы должны начаться завтра. Переживать несчастья заранее — значит испытать их дважды. Сейчас момент радости, и не нужно его отравлять.

Идиллию внезапно оборвал вой сигналов тревоги. Они испуганно поднялись. Над пультом управления мигала красная лампочка.

— Общая тревога, — объявил диффузор. — Все полеты аннулированы. Мы возвращаемся на стоянку самым коротким путем. Вы немедленно должны занять свои мобилизационные посты.

Аппарат развернулся и начал головокружительный спуск. Через прозрачный иллюминатор можно было увидеть сумасшедший балет домов развлечений, которые со все увеличивающейся скоростью приближались и засасывались Зевом, как маленькие мыльные пузыри.

Ракета замедлила ход и заняла место в кругу. Все аппараты, дома и ракеты, которые находились на Поверхности, получили приказ вернуться. Их здесь кружили многие тысячи. Их круг покрывал весь лес и озеро.

— Она возвращает нас в город! В западню! — прошептала Элеа. — Нужно прыгать!

В тот момент они летели над озером с очень маленькой скоростью и на высоте, с которой уже можно было прыгать. Но во время полета двери блокировались. Они уже покидали озеро и взлетали над густой массой деревьев. Пайкан ударил в пульт управления. Аппарат вздрогнул, поднялся вверх, затем опустился, раскачиваясь, снова поднялся, всякий раз теряя высоту, словно падающий осенний лист. Он снес верхушку огромного дерева, поднялся, спустился и ударился о гигантское пальмовое дерево. Там он и остался, насаженный, как яблоко на карандаш…

…Они лежали рядом на берегу озера на мягкой траве. Рука Элеа в руке Пайкана. Их широко раскрытые глаза смотрели в ночь. Зев засосал последние неуклюжие ракеты, и на небе не осталось ничего, кроме звезд. Они смотрели в ночное небо и продолжали в безграничном и безразличном пространстве свое прерванное путешествие надежды.

Перед ними над линией озера поднималась Луна. Она была покрыта, как коконом, клубами дыма, деформирована и окрашена в красный цвет. Ее темную сторону озаряли пурпурные отблески. Иногда она загоралась почти вся от короткой молнии, похожей на солнечный луч, — безмолвное изображение разрушения мира, предложенного людям самими людьми.

Даже здесь, ночью…

Стараясь не двигаться, не глядя друг на друга, влюбленные переплели пальцы и прижали свои ладони.

В лесу жалобно заржала лошадь; птица, потревоженная во сне, свистнула и снова уснула. Легкий ветер пробежал по их лицам.

— Можно будет уехать на лошади… — прошептал Пайкан.

— Уехать, куда?.. У нас не осталось выхода… Все кончено…

Она улыбалась, глядя в ночь. Она была с ним. Все, что случится, случится с ним вместе с ней, с ней вместе с ним.

Послышалось более близкое ржание и мягкое шуршание травы под копытами лошади. Они поднялись. Лошадь, белая, как Луна, подошла к ним, остановилась и наклонила голову. Элеа запустила руку в длинную гриву и почувствовала, что лошадь дрожит.

— Она боится, — сказала Элеа.

— Она права…

Элеа увидела контур его руки, протянутой, чтобы обвести горизонт. Вокруг них ночь зажигала огни, как будто бы дальние грозы.

— Сражение… В Гонда-17… Гонда-41… Енава… Зенава… Похоже, что они высадились повсюду…

Глухой грохот последовал за молнией. Он шел беспрерывно, со всех сторон окружая их и приближаясь.

Этот грохот разбудил всех лесных животных. Птицы взлетали, пытались вернуться в свои гнезда и бились о ветки и листья. Из леса выбежали испуганные лани и столпились вокруг людей. Подошла голубая лошадь, невидимая в ночи, и маленькие медлительные древесные медведи, и черные кролики с короткими ушами, белый хвост которых бился оземь.