Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже - Марк Михайлович Вевиоровский
что бесконечны дни разлуки,
Что слишком многим,
Кто сейчас со мной,
Должны глаза
закрыть чужие руки.
За то, что ты правдивою была,
Любить
Мне не давала обещанья
И в первый раз, что любишь,—
Солгала
В последний час
солдатского прощанья.
Кем стала ты?
Моей или чужой?
Отсюда сердцем мне
не дотянуться…
Прости,
Что я зову тебя женой
По праву тех,
Кто может не вернуться.
Свиридов читал не спеша, с расстановкой, каждое его слово звучало с четким смыслом и отдельно от других, за каждой фразой была слышна боль и скрытое волнение.
Зал слушал напряженно, но дослушав, стал аплодировать.
– Это написано в том же 1941 году, и почти названа женщина, которой он писал – это Валентина Серова. Среди стихов Симонова много стихов ранних лет, даже времен Халкин-Гола, где он уже столкнулся с войной. И эти стихи плавно перетекают в стихи времен Великой отечественной войны. Вот стихи, названные автором «Хозяйка дома»:
Подписан будет мир,
И вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам,
шумя,
смеясь,
пророча,
Как в дни войны,
Придут
слуга
покорный твой
И все его друзья,
Кто будет жив к той ночи.
Хочу, чтоб ты и в эту ночь была
Опять той женщиной,
Вокруг которой
Мы изредка сходились у стола
Перед окном
с бумажной
синей шторой.
Басы зениток за окном слышны,
А радиола старый вальс играет,
И все в тебя
Немножко влюблены,
И половина завтра уезжает.
Уже шинель в руках,
Уж третий час,
И вдруг опять стихи тебе читают,
И одного из бывших
В прошлый раз
С мужской
ворчливой
скорбью вспоминают.
Нет, я не ревновал в те вечера,
Лишь ты могла
Разгладить их морщины.
Так краток вечер, и – пора!
Пора! -
Трубят внизу военные машины.
С тобой наш молчаливый уговор -
Я выходил,
как равный,
в непогоду,
Пересекал со всеми зимний двор
И возвращался
После их ухода.
И даже пусть догадливы друзья -
Так было лучше,
Это б нам мешало.
Ты в эти вечера была ничья.
Как ты права –
Что прав меня лишала!
Не мне судить,
Плоха ли, хороша,
Но в эти дни лишений и разлуки
В тебе жила та женская душа,
Тот нежный голос,
Те девичьи руки,
Которых так недоставало им,
Когда они под утро уезжали
Под Ржев,
Под Харьков,
Под Калугу,
В Крым.
Им девушки платками не махали,
И трубы им не пели,
И жена
Далеко где-то
ничего не знала.
А утром неотступная война
Их вновь в свои объятья принимала.
В последний час
Перед отъездом ты
Для них
Вдруг становилась всем на свете,
Ты и не знала
страшной высоты,
Куда взлетала ты в минуты эти.
Быть может,
Не любимая совсем,
Лишь для меня красавица и чудо,
Перед отъездом
Ты была им тем,
За что мужчины
примут смерть повсюду,-
Сияньем женским,
Девочкой,
Женой,
Невестой –
Всем, что уступить не в силах,
Мы умираем, заслонив собой
Вас, женщин,
Вас,
беспомощных и милых.
Знакомый с детства простенький мотив,
Улыбка женщины –
Как много и как мало…
Как ты была права, что,
Проводив,
При всех мне только руку пожимала.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но вот наступит мир,
И вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам,
шумя,
смеясь,
пророча,
Как в дни войны,
Придут слуга покорный твой
И все его друзья,
Кто будет жив к той ночи.
Они придут еще в шинелях и ремнях
И долго будут их снимать в передней -
Еще вчера война,
Еще всего на днях
Был ими похоронен тот, последний,
О ком ты спросишь,-
Что ж он не пришел?-
И сразу оборвутся разговоры,
И все заметят,
Как широк им стол,
И станут про себя считать приборы.
А ты,
С тоской
перехватив их взгляд,
За лишние приборы в оправданье,
Шепнешь:
"Я думала, что кто-то из ребят
Издалека приедет с опозданьем…"
Но мы не станем спорить,
Мы смолчим,
Что все, кто жив, пришли,
А те, что опоздали,
Так далеко уехали, что им
На эту землю
уж поспеть едва ли.
Ну что же, сядем.
Сколько нас всего?
Два, три, четыре…
Стулья ближе сдвинем,
За тех, кто опоздал на торжество,
С хозяйкой дома
Первый тост поднимем.
Но если опоздать случится мне
И ты,
меня коря за опозданье,
Услышишь вдруг,
Как кто-то в тишине
Шепнет,
что бесполезно ожиданье,-
Не отменяй с друзьями торжество.
Что из того,
Что я тебе всех ближе,
Что из того,
Что я любил,
Что из того,
Что глаз твоих
я больше не увижу?
Мы собирались здесь,
Как равные, потом
вдвоем —
Ты только мне
была дана судьбою,
Но здесь,
за этим дружеским столом,
Мы были все равны перед тобою.
Потом
Ты можешь помнить обо мне,
Потом
Ты можешь плакать, если надо,
И, встав к окну в холодной простыне,
Просить у одиночества пощады.
Но здесь
Не смей слезами и тоской
По мне по одному
Лишать последней чести
Всех тех,
кто вместе уезжал со мной
И кто со мною
не вернулся вместе.
Голос Свиридова удивительно менялся по ходу чтения. Но он звучал удивительно бережно к произносимому – вернее, к тем событиям, что скрывались за словами.
Поставь же нам стаканы заодно
Со всеми!
Мы еще придем нежданно.
Пусть кто-нибудь живой нальет вино
Нам в наши молчаливые стаканы.
Еще вы трезвы.
Не пришла пора
Нам приходить,
но мы уже в дороге,
Уж била полночь…
Пейте ж до утра!
Мы будем
ждать
рассвета на пороге,
Кто лгал,
Что я на праздник
не пришел?
Мы здесь уже.
Когда все будут пьяны,
Бесшумно
к вам
подсядем мы за стол
И сдвинем за живых
Бесшумные стаканы.
Из зала доносились всхлипывания …
Катя, стоя за спиной Олега, плакала молча, и он чувствовал ее слезы, и ласково гладил ее руки …
Зал долго молчал, и лишь потом аплодисменты начались с разных мест зала.
– Это уже сорок второй год, посвящено все той же женщине. Многие видели фильм, поставленный почти по этому стихотворению с Валентиной Серовой в главной роли – фильм «Жди меня» режиссера Столпера.
– Военные стихи Симонова отражают многие тяжелые факты военной поры. Вот знаменитое на весь мир стихотворение начала войны:
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам
