Квоска-хао, или Вместо тепла - Слава Волк
– Тогда зачем?
– Знаешь, я тоже думал – зачем? Сначала это было да, что-то вроде экологического движения. Но потом я сам с собой выяснил, что Планете и Природе это нафиг не нужно. Но цель поставлена, ещё давно. Так что, просто так. Ответ – просто так. Жизнь стала скучна. Это бунт, как в антиутопии – один против системы. Можно ещё что-нибудь придумать, типа это ради сохранения рода человеческого… Может быть, где-нибудь в подсознании, как особь этого вида, да… Но я не ищу себе отговорки.
– А совесть?
– Совесть? Да ты видел, точнее, слышал совесть. Уже как-то уживаемся. Всё равно я следовал своей цели.
– М-да… Теперь я не стану писателем.
– Как знать. Всё может быть. Люди же останутся… Ты о чём писал?
– Фэнтези… и фантастика.
– Ну… жанры хорошие. Но я не знаю, будут ли они востребованы после… Видишь ли, фантастика помогала людям абстрагироваться от мира, скучного, серого.
– Все книги это позволяли.
– В разной степени. Фантастика – новый мир. Я помню, читал, даже такая версия высказывалась: фантастика нужна для развития воображения, а тем, кто писал не фантастику, просто не хватало воображения. В принципе, верно. Воображение – большая часть человека с богатым внутренним миром. А если произведение ещё и философское, то… оно может стать собеседником. Вроде как, слушаешь его ты, а ощущение, будто выслушали тебя. Так о чём это я… А, да: не знаю, нужно ли будет это «людям будущего». С одной стороны, жизнь станет насыщенной, с другой – очень трудной. Надо будет отрываться от этих трудностей.
– Да всё равно: то, что было, уже не вернуть.
– Ты же не печатался?
– Да кому я нужен…
– То есть, все произведения у тебя хранятся…
– На ноуте.
– Тьфу ты!
– Но я сделал много копий на флэшках и на бумаге, которые попрятал.
– О! Не так уж ты и туп. Молодец…
Повисло неудобное молчание…
– И что дальше? – почти взмолился Егор.
– Дальше? – Ярослав тихо посмеялся. Его смех будто доносился из самых глубин его тела… Он встал и достал меч с характерным звуком, и прошипел: смерть…
Олдман вскочил, следуя непонятно откуда взявшимся инстинктам. Его пальцы наткнулись на нож, который всё время был спрятан в защите ноги. Парень его выхватил и сделал несколько резких движений рукой, уже вооружённой. Откуда у него эти навыки? Интересно даже ему.
Ярослав выхватил невесть откуда маленький голубой кристаллик, который кинул под ноги противнику. Он отпрыгнул, будто от гранаты. Теперь в комнате снова был слабый свет, только бледно-голубой.
Каргин убрал меч в ножны и замер.
Олдман поднялся и бросился на него, но тут же оказался сбит ногой. Он снова поднялся, но сейчас же был схвачен за шею и откинут в стену, с которой посыпались пыль и камешки. На этот раз не поднялся…
***
– Как же я по тебе соскучился… – протянул Сергей, страстно целуя Викторию в губы, лицо и шею и гладя сильными руками по талии, бёдрам и ягодицам.
– Я тоже… – простонала она, отвечая ему взаимностью, только руки обнимали за шею.
Немецкий прислонил её к стене, на мгновение оторвался и посмотрел в глаза, блестящие дьявольской страстью, лицо её эротически хитрое. Они вновь вцепились друг в друга, снимая одежду (именно одежду, костюмы сняли для сна). Он вошёл в неё… Сначала стоя, опираясь на стену, потом переползли на одежду, разбросанную по полу, меняя позы. Стены бесконечных тоннелей усиливали стоны и разносили эхом…
***
– Да как вы меня заколебали… – пробухтел Никита спустя пару часов стонов, которые действовали ему на нервы. Он пошёл туда, чтобы «кастрировать кроликов».
По мере того, как он шёл, стоны слышались отчётливее и громче – направление верное. Но только он завернул за поворот, за которым и рассчитывал застичь парочку, все исчезли, а в воздухе пронёсся скрежет камня о камень закрывавшейся двери-камня в стене.
– Вот с… – пошипел он и подошёл к двери, за которой всё равно слышны те самые звуки, только очень тихо, ведь звукоизоляция очень хорошая.
***
Каргин неподвижно простоял минуту. Две. Олдман всё не поднимался. Шла третья минута. «Вот сука…» – подумал Ярослав, подкрадываясь ближе. Вот он уже стоял над телом.
Егор схватил его за ноги, попытавшись сбить с ног, но ничего не получилось: Каргин лишь немного потерял баланс и, тут же его восстановив, схватил парня за шею и прижал к стене, вглядываясь в испуганное лицо, освещённое голубоватым светом.
– Ничего не хочешь сказать перед смертью?..
– Подонок ты… – прохрипел Егор, полоснув Ярослава по шее ножом, вот только там броня.
Каргин убрал руку и Олдман упал.
– Неплохо, малой…
– Чего?
– Проверку прошёл.
– Какую, блин, проверку?!
– Ну, надо было проверить, насколько ты цепляешься за жизнь. Нытики, сдающиеся при первой же опасности, мне не нужны. Добро пожаловать в команду, – Ярослав снял шлем и протянул руку Егору.
– Хочешь сказать, теперь я должен быть с вами, так же ходить и убивать?
– Нет, не хочу. Я это и говорю.
– А меня не надо спросить, хочу ли этого я?
– А ты не хочешь?
– Нет, представь себе, не хочу.
– Хе, а что ж ты тогда хочешь? Умереть? Или идти воевать на стороне тех, кто помрёт?
– На своей стороне.
– Так наша сторона для тебя может стать своей. Представь, какая это великая миссия! И ты будешь её участником.
– Я могу быть её участником и по ту сторону. Противостоять вам – тоже великая миссия.
– То есть, ты хочешь уйти?
– Да.
– И воевать на той стороне?
– Да.
– И чего ты добьёшься? Ты будешь страдать: и физически, и духовно. Тебе будет больно, тебе не с кем будет поговорить. Не умрёшь в очередном сражении с нами, так загнёшься там. Ты всё равно никому не будешь нужен, пройди ты хоть всю войну. Знаешь же, где были все ветераны Великой Отечественной? Я молчу про другие войны. И зачем тебе воевать там?
– Воевать за своих.
– Так и тут тебе будут свои, ты будешь на своём месте.
– Помнишь, в «Капитанской дочке», нельзя перемётываться, менять сторону.
– Так ты не меняй. Ты просто определись. Да, вроде как ты уже на той стороне, но… фактически, выбора у тебя не было. Просто определись, и пойдём к нам. Всяко интереснее.
– Чего интересного? Кровь и смерть?!
– Жизнь! Егор, жизнь! Ты будешь жить. И не в том плане,
