Мария Симонова - Вирус хаоса

— Как ты думаешь, что с ними? — спросила Мэри, поднимаясь. Не дожидаясь ответа, она подошла к милиционерам и пощупала пульс на шее сержанта. Кровь билась — медленно, но ровно.

Гений тем временем оттягивал веко Андрея Валентиновича.

— Они, кажется, спят, — резюмировал он.

— Попробуем разбудить?.. — спросила Мэри с изрядным сомнением в голосе: теперешнее состояние толстяка и «набравшейся» милицейской бригады ее устраивало больше.

— Не стоит. Видимо, это реакция организма на… Скажем так — на внезапный переход к норме. И дожидаться их пробуждения, думаю, не имеет смысла, — сказал он.

— Тогда… — Мэри с глубоким вздохом расправила плечи, взглянула за окно: — Попробуем выйти?

— Конечно.

Но прежде чем покинуть поезд, они заглянули в кабину управления: толстяк, выходивший оттуда последним, не позаботился закрыть за собой дверь, а невидимому машинисту было уже, кажется, все равно.

Теперь он стал видимым: молодой, лет двадцати пяти парень сидел в ранее пустовавшем правом кресле, свесив на плечо седую голову. Второй машинист, также «вошедший в тело», лежал на полу у своего кресла, лица его видно не было.

— И что они будут делать, когда очнутся? — подумала вслух Мэри и предположила с сомнением: — Поедут дальше?..

— Ну, сначала, должно быть, попытаются наладить связь.

— Я почему-то сомневаюсь, что это удастся, — сказала она, глядя в плотный туман, обложивший лобовое стекло.

— Без нас, я думаю, им все удастся.

— Как это без нас?.. — опешила она. — Мы что, не вернемся?

— Может быть. Но тогда, боюсь, все начнется сначала.

Мэри не очень понравился ход его мыслей.

— Но мы даже не знаем, где находимся, и почему мы, собственно, остановились? Может, это и есть конец пути в никуда? Нам остается только выйти…

— В таком случае мы уже пропали, и неважно — в поезде или вне его. Но я надеюсь, что пока нет.

— А если ты ошибаешься? — спросила Мэри.

— Пойдем, попробую тебе доказать: до сих пор я, кажется, не ошибался.

Это было правдой, однако все когда-нибудь происходит в первый раз. Поэтому Мэри побаивалась выходить: очень не хотелось бы навеки затеряться, или попросту раствориться — хрен редьки не слаще — в этом странном тумане.

Наружняя дверь легко подалась и отъехала, как бы с готовностью приглашая их покинуть поезд. Полное непротивление «поезда-изолятора» вдвойне настораживало; Мэри уже не брала в расчет, сколько всего пришлось преодолеть, чтобы сейчас иметь возможность сделать этот последний шаг — со ступеньки в неизвестность.

Снаружи было прохладно, и ни дуновения — этакая застойная, знобкая прохлада, свойственная порой утренним туманам. Под ногами оказалась насыпь, потом пошла твердая, покрытая чахлой травкой земля. Мэри оглянулась: за несколько шагов поезд был уже едва видим.

— Знаешь, я почему-то уверена: сейчас, когда мы вышли, они проснутся, — она вздохнула, закончив: — И уедут…

— Или тоже выйдут — где-то в своем мире, — сказал Гений.

— А мы?.. Почему мы не можем выйти в своем мире? Каждый — в своем? Или, ты думаешь?.. — она огляделась — бесполезное занятие — и вскинула на него глаза, засветившиеся надеждой.

— Давай пока просто пойдем, — предложил Гений. — Пойдем и посмотрим, что у тебя получилось. — Он взял ее за руку, увлекая все дальше в туман.

— Значит, ты считаешь, что это сделала я? — мысль, что хорошо было бы захватить с собой клубочек и привязать конец к двери вагона, отскочила на задний план.

— Разумеется, — сказал он. Потом сделал по меньшей мере сенсационное заявление: — Ты наконец-то научилась призывать Хаос. Вернее — использовать его возможности в своих интересах.

Недоумение, отразившееся на ее лице, могло быть и не замечено им за разделяющей их кисейной дымкой, поэтому она решила его озвучить:

— Если я этому научилась, то почему сама ни черта не понимаю?

— Важно, что я это понял. Ты все сделала, а я проследил и понял. Мы неплохо дополняем друг друга, ты не находишь?

Мэри, глотающей туманные пампушки, было не до лирики.

— Меня сейчас больше интересует, что ты такое проследил, чего я сама не заметила, — более-менее грациозно ушла она от ответа.

— Все очень просто, — сказал он. — Я постоянно думал — что внутри нас сродни Хаосу? Что может быть для него зацепкой? Желание, нетерпение — однозначно нет, мы уже в этом убедились Страх? Да, страх бывает разрушителен, но по сути, по своей природе это — защитная реакция, призванная спасать. Злость — это уже ближе: злость деструктивна — очень цельное, характерное чувство, но она тоже может быть защитной, а у меня, например, часто бывает рабочей, то есть созидающей. Опять мимо. Раздражение — вот что нам было необходимо. Только прислушайся: раз-дра-жение — само слово несет в себе зерно Хаоса. Тогда в автобусе, вспомни — сама мысль о дороге, связанной с переживаниями в ожидании операции, вызывала у тебя раздражение, и у меня, кстати, тоже. Ты упоминала о других случаях — суди о них сама, но уверен, что и там без него не обошлось.

— Случай был один, — сообщила Мэри. — Я села в лифт с толпой народа и сразу оказалась на первом этаже. Тогда я и решила, что они открыли телепортацию и что лифт — это разновидность телепортационной кабины.

Гений слегка радостно подпрыгнул:

— Отлично! Доказательства налицо: три доказательства! — он взмахнул руками. — Не очень, может быть, вдохновляющий факт, — сказал он, сияя, — но приходится признать: раздражение — вот наш ключ к успеху!

— Но если так… — Мэри напрягала зрение, надеясь увидеть хоть что-нибудь в по-прежнему окружающей их слепой вате, — то почему мы сейчас не оказались на месте? Ладно уж, пусть не дома, но хотя бы там, куда ехали!

— Ну… — он склонил голову, — видимо, в тебе преобладало желание просто остановиться, не конкретизируя места. Но не все еще потеряно, — он повел головой, как бы оглядываясь: — Неприятный туман, а?.. — помолчал немного и сказал: — Тебе не кажется, что что-то начинает проглядывать?

Тут и Мэри заметила — туман и впрямь постепенно редел. Почва стала каменистой. А потом вдруг…

— А-ах!.. — прошептала Мэри.

Серая завеса разорвалась, как гнилая простыня. Перед ними, всего в нескольких шагах, был обрыв, а дальше лежало море. Розово-бирюзово-синее — предрассветное.

Они замерли на полушаге, встав над самой пропастью.

— Гений, мы это сделали?.. — глаза Мэри, впитывающие необозримый ветреный простор, увлажнились.

— У меня сейчас тоже такое ощущение, что все это, — он развел руками, — сделали мы. Хотя на самом деле, — он вздохнул и констатировал: — Мы просто вышли к морю.

— Прошу вас, доктор Забелин.