Джон Бойд - Опылители Эдема

Относительно статуса этого мужчины больше сомнений не было — это изгнанник.

Он сказал, обращаясь к обступившим его темным фигурам:

— Отступите назад и, когда я закрою дверь, дайте вашим глазам привыкнуть к темноте. Потом следуйте за мной. Если отделитесь от группы, ориентируйтесь вон по той светящейся точке. Заблудиться на этой планете — значит погибнуть.

Не спуская глаз с фигуры своего проводника, группа устало потащилась по снегу.

Им потребовалось десять минут, чтобы добраться до хибарки на краю взлетно-посадочного поля.

Внутри нее было тепло и очень светло, а кофейник в углу помещения наполнял его ароматом Здесь были столы из грубо остроганных досок и деревянные скамьи; большего количества деревянной мебели Халдейн прежде не видывал.

Их проводник сбросил парку и сказал, не оборачиваясь:

— Кофейные чашки, сливки и сахар — возле кофейника. Обслуживайтесь сами. Ваши провожатые в город будут здесь через пятнадцать минут.

Он, так и не обернувшись, прошел в отделение, отгороженное от главного помещения деревянными перилами. В углу этого отделения находился радиопередатчик, и Халдейн, оставив без внимания кофе, наблюдал за тем, как он сел к передатчику и заговорил в микрофон;

— Джо, это Чарли. Группа для Марстон Мура прибыла. Три пары и двое поодиночке.

— Пятеро уже в пути.

— Свет включили?

— Через три минуты.

— Увидимся, Джо.

После того, как Чарли дал сигнал отбоя, Халдейн спросил:

— Каковы давление и содержание кислорода в атмосфере?

— Один и четыре десятых килограмма на квадратный сантиметр и двадцать восемь процентов.

— Откуда берется кофе?

— Из кофейных зерен, Иисус с вами!

— Два кусочка сахара и немного сливок, прошу вас!

Он повернулся на голос и увидел Хиликс с чашкой кофе в руках, направляющуюся к нему в позе трактирщицы с рекламы чая для профессоров и студентов со стройной грациозностью старых времен. Он немного удивился, увидев ее, его больше удивила стройность: ее фигуры и крайне поразила расплывавшаяся по лицу улыбка удовлетворения женщины, которая получает удовольствие от того, что ей удалось сохранить; в полном секрете заранее приготовленный сюрприз от своего супруга до самого последнего момента. В этой улыбке не было ничего виноватого.

Он взял кофе и отхлебнул. Напиток был восхитительный, ароматный, пьянящий, но в то же время и крепкий. Он попробовал еще раз, но вкус не был иллюзией.

— У меня была мысль, что я настигну тебя здесь, Флексон считал, что ты — лучший материал для этой планеты.

— Кто такой Флексон?

— Это человек, который моет полы в здании суда Сан-Франциско. Но ты должна быть… — Он закончил свою фразу соответствующим движением руки.

— Такой большой, как воздушный шар, — закончила она за него. — По моему требованию доктор сделал задержку моей жизнедеятельности через три дня после ареста. Я была уверена, что государство отправит тебя именно сюда.

В его оценке ситуации было что-то в корне неверное, настолько неверное, что он решил быть осторожным. Что-то подсказывало ему, что благоприятных возможностей для развлечений на этой планете может оказаться недостаточно, а он не желает расставаться ни с одним потенциально доступным их источником.

— Каким образом ты могла быть уверена, что тоже попадешь сюда?

— Потому что я читала исторические книги. В соответствии с Папской буллой 1858 года, знаменитым указом о «грехе по ассоциации», на Тартар изгоняются супруг или супруга уклониста как соуклонисты.

— Предположим, они бы установили, что я не уклонист, и всего лишь стерилизовали меня по государственному указу?

— Я знала, что до тебя докопаются, — сказала она. — Я распознала твой синдром Фэрвезера с первого дня нашей встречи. Как бы там ни было, доктор оживил меня в день вынесения тебе приговора. Я не могла пропустить это шоу.

И я не собиралась восемь лет дожидаться лотерейного шанса на законной генетической диаграмме. Поэтому и предприняла необходимое упреждающее действие.

— Вот, оказывается, как надо понимать твою промашку с мерами безопасности. Но что же позволяет тебе думать, что я стану супругом девушки, которая не девственна?

— Ты им уже стал, по Папскому декрету.

— На Тартаре Папа не считается непогрешимым, и ты не можешь требовать законности на планете, находящейся вне закона.

Она грустно покачала головой;

— Логика никогда не была твоим сильным местом, парень. Прежде чем предпринять свое деяние, я сверилась со статистикой и установила, что отношение числа мужчин к числу женщин на Тартаре составляет пять к трем. Прежде чем заговорить с тобой, я присмотрелась вон к тому седовласому джентльмену, выглядывающему в окно. Он выглядит очень одиноким и нуждающимся в женском сочувствии.

Он глотнул кофе и посмотрел на двух других женщин. Одна — коренастая блондинка, склонная к полноте, другая — слишком костлявая. Обеим было больше двадцати восьми.

Придет день, когда он раскусит Хиликс, это будет тот день, когда он найдет формулу квадратуры круга. Единственным ее глупым поступком было то, что она насмехалась над ним за то, что он ее любит. Кто за кем последовал на Тартар?

— Я беру тебя, — сказал он. — А ты возьми эту дурацкую чашку, тогда я смогу побороть свою робость и поцелую женщину в губы.

Он подбирался к ее губам, начав с шеи, под ее усиливающееся хихиканье и растущее восхищение публики демонстрацией непристойного поведения, которая освобождала мужчин с изможденными лицами от их оцепенения, а измученных страхом женщин-изгнанниц от вымученных улыбок.

— Так что ты — моя, — прошептал он. — Каково чувствовать себя супругой человека, который никогда не может прочитать все даже в маленькой книжечке стихов?

На этот раз ее хихиканье заклокотало не от щекочущих прикосновений губ.

— Я провела тебя с насмешником Мильтоном. Я знала, что с твоим синдромом ты бы так им увлекся, что никогда больше не вернулся к Фэрвезеру… Психология мальчика-наоборот… Но я гордилась тобой, Халдейн, и девушки в моем блоке аплодировали, когда ты не сломался… Когда ты поднялся на защиту моего… самого нелюбимого поэта и меня, после всего того, что я сделала; мне сделалось плохо, и я заплакала.

Ее глаза стали наполняться слезами гордости и облегчения, и, чтобы избежать превращения своей демонстрации в еще более непристойное зрелище, он сказал:

— Не знаю, позволяют ли нам обычаи этой планеты представиться другим изгнанникам.

— Давай попытаемся, — сказала она.

— Ты не будешь разыгрывать спектакль для седовласого мужчины или того темноволосого довольно молодого человека?