Борис Мешарин - Посланник

— Уходите немедленно, я вызываю охрану.

Разумнов сунул руку в карман и успел нажать тревожную кнопку.

— Я не повторяю два раза, у меня деловое предложение.

— Уходите, — Разумнов попытался встать, но его сзади резко толкнули по плечам, вжимая в плетеное кресло.

— Вы, Александр Викторович, должны скоро получить некую сумму денег. Часть, причитающуюся вам, оставьте, а тридцать отдадите мне. При этом вы лично ничего не теряете, но приобретаете более мощного покровителя. Вашу долю я оставляю, нам же работать еще вместе, не правда ли?

— Бред какой-то, уходите немедленно, — заволновался Разумнов.

Послышался шум подъехавших машин, Разумнов приободрился.

— Вы не разумно себя ведете, господин Разумнов. Зря вы вызвали ОМОН или вне-ведомку — не знаю, кто там приехал. Но продолжим разговор, за полицейских не пережи-вайте, их встретят. Так что вы мне ответите?

Разумнов прекрасно слышал звуки борьбы — удары, стоны, падение тел… И все стихло.

— Так что ты мне ответишь, Саша? — Мужчина пододвинулся ближе, смотря прямо в глаза. — Ситуация, правда, изменилась — я же просил вести себя прилично. Это тебе обойдется в трешку. Теперь тебе пять, а мне тридцать три.

Разумнов не понимал, ничего не понимал. Как могли узнать про деньги, где полиция?

— Хорошо, я приду за ответом завтра, послезавтра ты полетишь за деньгами. И не шути, если жить хочешь. — Мужчина встал. — Помощь полицейским своим окажи, а то по-дохнет еще кто ненароком.

Разумнов огляделся, неизвестный растворился в темноте, за спиной никого не было. «Что же полицейские то там делают, почему не идут»? Он раздраженно пошел к воротам, открыл и только теперь по-настоящему испугался. Два экипажа полицейского спецназа валялись на земле. Кто-то не двигался, кто-то шевелился немного и стонал от боли. Автоматы, сваленные в кучку, лежали немного в стороне.

Постепенно бойцы приходили в себя. Кто-то сам сел в машину, кого-то увели, за-брали автоматы, уехали молча, не сказав ни слова. Разумнов опустился на корточки, об-хватил голову руками, посидел так несколько минут и ушел в беседку. Налил бокал конь-яка, выпил залпом.

«Он знает все… кто меня защитит… полицейские… дерьмо… что делать»? Мыс-ли наплывали одна за другой.

— Саша, — раздался призывный голос жены из дома, — иди, спать пора.

«Дура, — буркнул он невнятно. — Ты еще будешь сейчас на мозги капать. Успоко-иться, надо успокоиться», — бормотал он. Налил снова коньяк, выпил. Достал сотовый, набрал номер.

— Это я, встретиться бы надо.

— Завтра приезжай, вечером, к девяти.

— Поздно. Сейчас, максимум утром.

— Утром.

Разумнов еще налил коньяк, выпил. Он слышал в телефоне издалека женские го-лоса. «Некогда ему… развлекается все».

Пришла жена.

— Саша, ну что ты? О-о, да ты набрался уже. Саша, что случилось?

— Иди в дом, я позже приду.

— Саша…

— Иди, я сказал, мне надо одному побыть.

— Саша…

— Да что же ты за баба то такая, — почти закричал Разумнов. — Не до разговоров сейчас, уходи.

— Ладно, я тебе это припомню, — фыркнула жена, повернулась и ушла в дом.

Разумнов обхватил голову руками и долго сидел так, за столом, не шевелясь.

Утром сразу поехал к хозяину.

— Что-то ты выглядишь неважно, перегаром разит, запил что ли?

Чувствовалось, что хозяин недоволен его появлением.

— Я не пью, вы знаете. Вчера пришлось нервы успокоить. Тип какой-то заявился, сказал, что вашу долю он заберет.

— Чего?

— Я тревожную кнопку нажал, менты приехали, он всех положил и ушел. Сегодня придет. Он весь расклад знает — сколько себе, сколько вам, когда поеду.

— А ко мне зачем приехал? Гони этого типа и все.

— Как я его гнать могу — он два экипажа ОМОНовцев положил, как котят слепых.

Чувствовалось, что хозяин не воспринимает ситуацию серьезно. Однако подстра-ховаться все же решил.

— Ладно, к тебе мои ребята подъедут, побудут с тобой до конца дела и съездят то-же. И не ссы, это не ОМОН, фарш быстро из любого накрутят. Все, иди.

Синицин прослушал пленку, задумался. То, что личность хозяина установлена — это не плохо. Но запись разговора не давала прямых улик. Знает расклад, сколько себе… все это можно обыгрывать в любой аранжировке. А ребята подъедут элементарно защи-тить человека, судя по пленке, он действительно в опасности. Хозяин — личность давно всем органам известная. Отморозок, беспредельщик и ума большого нет. Если бы не па-паша, давно бы посадили. Ни директор, ни министр внутренних дел даже слушать не ста-нут — лично никого не убил, ничего не отобрал. Вот так жируют подобные сволочи, сынки отмороженные, но этот особенный, большой шлейф за ним тянется. Начинал круто, не опасаясь никого, в рейдерских захватах спецназ использовал, непослушных уничтожал. Одного нашли всего избитого и повешенного на колючей проволоке. Прокуратура посчитала самоубийством. Правда и времена тогда были мутные, как сейчас любят говорить — лихие девяностые. Но закон нарушать в любые времена никто никому права не давал.

Что делать — Синицин не знал. Конечно, можно обрубить концы, взять всех, кро-ме хозяина. Похвалят, наградят, прекрасно проведенная операция. «Прекрасная опера-ция… Надо сворачивать ее… чтобы стала прекрасной. Эх, связался я с этим Посланни-ком… Но, позвонить ему надо».

— Шеф, доброе утро, вернее день у вас уже давно. Вы оказались правы, есть хозя-ин корпорации, но эта птица нам не по зубам. Придется свернуть операцию, ничего не поделаешь. Директор даже слушать не станет. И я бы на его месте, наверное, так же поступил.

Синицин удивился, услышав на другом конце провода смех.

— Ну, дорогой мой Олег Игоревич, до директорского кресла тебе еще далековато, а вот в полковниках ты уже засиделся, пора и генералом становиться. Я понял, о ком ты речь ведешь. Это, конечно, не птичка-синичка, извини, пожалуйста, но мы о ней директо-ру ничего не скажем, чтоб не мешал. Ты продолжай все, как наметили, а птичку предос-тавь мне, я сам разберусь. И еще — все оперативные материалы, все, что есть по этой птич-ке, собери, а я подъеду, когда ты его брать будешь.

Синицин обреченно вздохнул — попал в переплет, не понимает Посланник, с кем связывается.

— Шеф, никто санкции не даст — это железно.

— Заешь, Олег Игоревич, почему ты мне нравишься? Нет в твоей душе подлости. Молодец, что позвонил — не затихорился. Работай — будет тебе санкция. И запомни: папа-ша его — одно из первых лиц, но не первое. До встречи.

Синицин немного воспрял духом. Он верил Посланнику, но инертность действи-тельности тоже не отпускала. Через три дня, обратившись в суд за санкцией, удивился очень — санкцию дали сразу. Оказывается, невозможное — возможно.