Владимир Городов - Круг Девятирога

– Нет! – дико завопил Сэси. – Ты не смеешь так поступать! Осколок Солнца – это твоё приданое, поэтому принадлежит инфант-лэду Мидо! Так я и знал! Я предчувствовал, что она отдаст Осколок Солнца в чужие руки! Именно поэтому я и припрятал его, намереваясь в сохранности доставить моему господину!

– Или рассказать ему сказку про грязного разбойника? – Ан окатила Сэси ледяным взглядом. – В одном ты прав: это МОЁ приданое, и я поступлю с ним так, как сочту нужным. Если бы меня сегодня убили, Мидо не получил бы ни меня, ни камня, который, не сомневаюсь, остался бы в твоих бесчестных руках. Ступай прочь. Я лишаю тебя своего расположения и отказываю от места в моём ковчеге.

– Я возьму Осколок Солнца, – сказал я Ан, когда сепантикулятор понуро уплёлся, – с тем чтобы пока он хранился у меня. Молодой девушке в дальней дороге соседство с такой драгоценностью – особенно если о ней уже известно многим – грозит большими опасностями. Те же привольные…

– Привольные! – раздался чей-то испуганный крик, и наш небольшой лагерь тотчас забурлил, готовясь к отражению нападения.

Привольные робко вышли из леса небольшим караваном из нескольких запряжённых волами телег и остановились поодаль. В этот раз их было намного больше: за телегами шли женщины, дети, бепо. Прямо-таки не разбойники, а цыганский табор на марше. Один из них, могучий и буйно заросший, но с детско-растерянным выражением на крупном лице, помахал над головой пустыми руками, показывая, что оружия у него нет, и, чуть прихрамывая, двинулся в нашу сторону. Обут он был только в один башмак. Второй, как я догадался, захватил трофеем Аррутар. Не доходя нескольких шагов до наших ощетинившихся оружием рядов, он остановился и робко пробасил:

– Мне это… поговорить бы… с лад-лэдом вашим…

– А ты, акулий выкормыш, откуда знаешь, что здесь есть лад-лэд? – подозрительно выкрикнул Рани.

– Дык, это… мы ж не в городе глухом. В лесу ж мы. Лес-батюшка, он хорошие уши имеет: всё слышит да, кого любит, тому передаёт.

– Что ты хотел? – вышел я вперёд. Детинушка тут же бухнулся на колени. Вслед за ним на колени опустилась и вся ватага со сопутники. А парламентёр, размазывая по румяным щекам вдруг брызнувшие слёзы, запричитал:

– Прости и смилуйся, отец родной. Не дай пропасть чадам неразумным! Не реши, что тати злые здеся собралися! Один-то и был разбойник, что Тиво-атаман: он всех с панталыку-то и сбивал. А остальные не по своей воле здесь, беглые всё. Кому ж охота за недоимку да за грешок мелкий кончину лютую принимать! Сделай милость, Светлый, возьми под своё крыло! До самой своей смертушки будем и Того, и Другого о твоём счастье молить!

– Для начала подымитесь с колен, – потребовал я.

– Нет, – упрямо замотал тот патлатой головой, – уж прости за ослушание, Светлый, но покудова до нашей просьбы не снизойдёшь, не подымемся…

– Но почему вы решили именно меня об этом просить? А вдруг я вас императору сдам, чтобы милость его сыскать?

– Не сдашь. – Мужик перешёл на шёпот. – Ты добрый. Лес про то сказывал. А он-то уж знает!

– И что же мне с вами делать прикажете?

– Упаси нас Оба тебе приказывать! – испуганно замахал руками мужик. – Ты приказывай, ты распоряжайся! А с нами и делать-то ничего не надо, благодетель! Посели нас где-нито на выселках, хочь бы и на неудобицах. А мы уж сами и дрогоут возведём, и оброк платить исправно будем. Токмо не бросай нас, сиротинушек, на привольную юдоль!

– Ну что, возьмём их? – обратился я к своей команде.

– Надо взять. Только пусть на ночлег вон там становятся, подальше, – великодушно разрешила Ил, украдкой смахивая навернувшуюся сердобольную слезу.

– Итак, просьбу вашу решено удовлетворить, – сообщил я мужику. – Отныне можете всем говорить, что вы – подданные лад-лэда Олина Апри и находитесь под его защитой. Тебя как звать?

– Звать-то? – переспросил тот. – Муму все меня кличут.

– К-как? Муму? Хм… Ну что ж, примерно таким я и представлял себе Герасима. Назначаю тебя старшим. Вон там, возле леса разбейте стоянку.

Поднялся детинушка уже степенно, отряхнул пыль с колен, почтительно отвесил поясной поклон и… галопом припустил к своим.

– Значится, так, – услышал я издалека его вдруг ставший грозным и раскатистым голос. – Светлый лад-лэд снизошёл до нашей просьбы и соблаговолил взять нас под себя. Меня он изволил назначить над вами старшим герасимом. А теперича я назначаю тебя, Даду, и тебя, Рубо, своими помощниками. Младшими, стало быть, герасимами…

Ночью со стороны океана пришла сильная гроза. Её раскаты ощутимо сотрясали округу, заставляя наиболее впечатлительных то и дело осенять себя Святым Косым Крестом в Круге. Только к середине ночи грозовой фронт ушёл, но дождь продолжал шуршать по крыше палатки почти до рассвета.

Дорога Суродила—Отонар, 27 кумината 8855 года

Выехали мы спозаранку. Наш ковчег шёл впереди. За ним пристроился караван лэд-ди. Следом двигались одиннадцать телег бывших привольных. На замыкающей телеге, горестно вздыхая и сетуя на несправедливость власть имущих, трясся в обнимку со своим дорожным сундучком сепантикулятор, отлучённый от комфортного места в ковчеге.

Я ехал верхом на Буцефале рядом с ковчегом Ан и вёл с ней великосветскую беседу. Ну… по крайней мере я считал, что она великосветская.

– Так значит, едешь выходить замуж?

– Да. И вскоре смогу разговаривать с тобой на равных. По-моему, очень замечательно звучит: лад-лэд-ди Ан-Мидо! – Она элегантно взмахнула перед собой руками жестом, который, переведя его на язык слов, должен обозначать: «Вот она какая я буду!»

– Ты его любишь?

– Как я могу его любить, если ни разу не видела? Однако, судя по описанию, он неотразимый красавец, и я просто обязана буду в него влюбиться!

– И кто же тебе его описывал?

– Конечно же, Сэси! Он так замечательно рассказывал, что я прямо как наяву представила своего будущего супруга.

– И каков же он, твой жених? Впрочем, лучше не буду тебя утомлять: обратимся к первоисточнику. – И я передал по колонне приказ сепантикулятору явиться пред мои светлые очи.

Вскоре прибежал запыхавшийся и растрёпанный Сэси, не переставая прижимать к груди свой сундучок. Перехватив его под мышку и уцепившись за поручень ковчега, Сэси засеменил рядом. Ан демонстративно не смотрела в его сторону.

– Я как-то не имел случая познакомиться с инфант-лэдом Мидо, – сказал я ему. – Юная лэд-ди говорит, что ты так рассказываешь – телевизора не надо.

– Виноват? Не понял Светлого лад-лэда…

– Расскажи, каков твой господин.

Глазки Сэси вновь стали подозрительно бегающими. Он очень долго прокашливался, а после воспыщенно начал: