Вячеслав Букур - Поиск-87: Приключения. Фантастика

Кратов молча кивнул.

— Если я что-то смыслю в ваших делах, — продолжала Руточка, — то для начала, учитывая ваш скромный опыт в координационной деятельности, вам будет передан стационар Ивана Ивановича Горчакова, один из самых благополучных. Там покуда не предвидится никаких проблем. Затем, по всей видимости, стационар Виктора Лермана. Постепенно на вашу голову свалятся задачи посложнее… Все будут рады переложить излишек забот на ваши плечи, благо они широкие. Думаю, последнее обстоятельство сыграло свою роль при вашем приглашении в Парадиз. Вы, Костя, попали в нервный узел, простирающий свои нейроны повсюду, где человечество соприкасается с другими разумными расами — как входящими в Галактическое Братство, так и чужаками. И вам как относительно молодому, полному сил и творческой энергии, да еще восходящей звезде, уготована участь некоего блуждающего нерва в этой схеме.

— Образно, — отметил Кратов. — И многообещающе. Только согласится ли Григорий Матвеевич с вашим прогнозом?

— Вполне. И даже обрадуется всякой вашей инициативе. Григорий Матвеевич, все знают, великий теоретик, координатор и дипломат. Но дальше своего кабинета он не ступает. В космосе он беспомощен, как младенец или, что вам понятнее, как плазмоид в поле тяготения. Обобщать большие объемы информации, делать правильные выводы на основании противоречивых и часто недостоверных данных — это он может. В экстремальных же ситуациях, как точно подметил Гунганг, в цейтноте, он теряет весь свой блеск. Хотя, по легендам, в молодые годы это был звездный разведчик высокого класса. Как сейчас говорят — звездоход. Но с возрастом ему наскучило метаться по Галактике и жонглировать фогратором, и он подался в ксенологи. Как и вы, Костя.

— Руточка, — благоговейно произнес Кратов. — Откуда вы все знаете?

— Я первая всех встречаю и последняя провожаю, — улыбнулась она. — Прочим не до того. А я, как известно, эколог, и моя обязанность поддерживать…

— …нормальный психологический климат в коллективе, — с наслаждением подхватил Кратов.

— Вот именно. Как и Полкан с Мавкой. Верно, коллега Полкан?

Пес моргнул в знак согласия, улыбаясь во всю медвежью морду.

— Пойдемте, Костя, — сказала Руточка. — Мы покажем вам Парадиз.

— Да, но на столе не прибрано, — в замешательстве проговорил Кратов. — Насколько я понял, у вас принято обходиться без техники?

— Ну, не до такой же степени! Ох уж мне эти плоддерские ухватки. Существует сфазианская служба быта. Помните, как в сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?

— Не помню, — честно сознался Кратов.

— Как-нибудь я расскажу вам эту сказку, — пообещала Руточка.

Этот день мог считаться потерянным. До конца его не произошло ничего замечательного, если не принимать во внимание экскурсии по саду, в котором прятались погруженные в запустение маленькие домики, чьи хозяева появлялись только затем, чтобы выспаться, да и то не каждую ночь. Во время ужина, когда над Парадизом начали сгущаться сумерки, — в соответствии с установленным Руточкой сценарием биологического цикла, — имели место словопрения Галактического Посла и эколога. По-видимому, они стали одной из застольных традиций. Впрочем, увидев выражение лица Кратова, в котором всякий, не обязательно ксенолог высшей квалификации, мог бы прочесть уныние и тоску по настоящей работе, Энграф прекратил перепалку и деловито, с неподдельной заинтересованностью, осведомился у него о граничных среднестатистических значениях коэффициента толерантности для семигуманоидов третьего уровня. Кратов поднапряг свою память и дал ему такую справку, хотя у него возникло тяжкое подозрение, что этот коэффициент совершенно не нужен Энграфу. Вероятно, таким способом Галактический Посол попытался пробудить в новоиспеченном Галактическом Консуле ощущение собственной необходимости и причастности к большому делу. Затем Григорий Матвеевич поднялся, поцеловал Руточку в лоб и величественной походкой удалился к себе. Руточкину бдительность это не усыпило, и она послала ему вдогонку уведомление о том, что если она заметит ночью хотя бы отблеск света в его окнах, то немедленно, не сходя с места, потребует его отправки на Землю, потому что по ночам спят мышата и ежата и ксенологи тоже спят. На что Энграф небрежно, через плечо, ответствовал: «А также поросята и котята, не исключая экологов, вместо того, чтобы заглядывать в чужие окна…» Руточка не нашлась, что возразить, но на ее личике прорисовалось такое отчаяние, что Кратов исполнился сочувствия и сказал ей: «Ну что вы, Руточка, не стоит. Вы же видите — человек увлечен своей работой!» «Ступайте отдыхать, Костя, — обреченно ответила Руточка. — Это вы сейчас такой чуткий. Погляжу я на вас через месяц».

Кратову не хотелось уходить, но рассудок подсказал ему, что Руточке не до него. Вздохнув, он отправился в апартаменты. Ему достались три комнаты по соседству с Энграфом — гостиная, рабочий кабинет и спальня, совершенно пустые и, однако же, носящие следы каждодневной уборки. «Сфазианская служба быта», — произнес Кратов со значением, и старый приятель «Буратино» не заставил себя ждать. «Что бы вы хотели?» — спросил он из пустоты. Кратов смущенно хихикнул — его снова застали врасплох. «Какое-нибудь освещение для начала… — пробормотал он, и тут же вспыхнули невесть откуда возникшие светильники в виде старинных канделябров. — И что-то вроде мебели…» — «Какой стиль вы предпочитаете? Ампир, рококо, модерн? То, о чем вы сейчас подумали, трудно назвать мебелью». — «Возможно. Это была каюта космического корабля. А теперь в голову лезут какие-то гамбсовские стулья!» — «У вас на Земле в последнее время стал популярен стиль «бореаль». — «Я согласен. Все равно не знаю, что это такое». — «Могу я просить вас перейти в другую комнату?» Кратов в некоторой растерянности подчинился, оставив дверь открытой. Пол и стены гостиной зашевелились, заколыхались и с аппетитным чмоканьем принялись порождать низкие округлые кресла, приземистый многоугольный стол, пышный угловой диван цвета морской волны… «Послушайте, — сказал Кратов. — А не могли бы вы достать мне такой же лингвар, как у Григория Матвеевича Энграфа? И хороший сообразительный когитр средней мощности?» — «Лингвар, лингвар… — забормотал «Буратино». — Ах, лингвистический анализатор в гуманоидном исполнении! Есть небольшая сложность — необходимо связаться со сфазианской службой информации, изучить принципиальную схему прибора. Так что раньше утра мы, к нашему сожалению, не сможем вам помочь». «Меня это вполне устроит», — удовлетворенно сказал Кратов. «Тогда перейдите, пожалуйста, в гостиную, а мы займемся вашей спальней». Кратов плюхнулся в кресло и с удивлением обнаружил возле подлокотника свой багаж — контейнер со всякой сентиментальной ерундой, личной библиотекой и любимыми костюмами для ношения в соответствующих погодных условиях и торжественных случаях. Разбирать вещи он решил завтра, принял душ и направился в свежеустроенную спальню. Как выяснилось, стиль «бореаль» предусматривал низкое, похожее на раковину морского гребешка, лежбище такой ширины, что на нем вполне могли бы разместиться с комфортом все наличные сотрудники представительства, включая Полкана.