Александр Колпаков - Сборник "Последний лемур"

Звездолёт разворачивался перпендикулярно плоскости эклиптики!

— Звездолёт уходит к Тау Кита! — воскликнул Балаев, силясь подняться с пола. — Останови его!..

— Назад, в «Байкал»! — скомандовал Назаров и, увлекая за собой Машу, бросился к выходному люку.

Космонавты последовали за ним. Они бегом миновали три тамбура и вышли из звездолёта.

Их встретило безмолвие космоса, но они едва не ослепли: вдали, за параболоидом, бушевало море сиреневого света немыслимой яркости. Солнце в этом свете померкло, стало просто серым пятном! Звездолёт извергал фотонно-мезонный поток, порождающий субсветовую реактивную тягу. Зажмурившись, они ощупью переползли по соединительным фермам в «Байкал».

…В рубке «Байкала» тревожно пели астронавигационные приборы. Акцелерограф показывал ускорение, равное двум «g». Скорость корабля неумолимо нарастала.

— Что будем делать?! — крикнул Ли Фу-чен. — Отцепляться?

— Ты с ума сошёл! — Назаров удержал его руку, готовую включить автомат, убирающий соединительные фермы. — Нас сразу: отбросит в фокус параболоида, и мы сгорим в миллионноградусной жаре!

— Тогда останови звездолёт! — потребовал Бадаев.

— Я этого ещё не умею, — возразил Семён. — Нужно долго изучать процессы, происходящие в Электронном Мозгу звездолёта, чтобы решиться произвольно менять его программу. Я надеюсь научиться этому в пути… Машина заработала, теперь её не остановишь! Разве… только… разрушить Электронный Мозг?..

— Нет! Этого делать нельзя! — сказал Балаев.

— Тем более, что неизвестно, к чему бы это привело, — добавил Назаров.

— Что же тогда делать?.. — Маша умоляюще смотрела на Семёна.

— Лететь к собратьям по разуму! — чуть торжественно ответил Назаров. — Мы донесём нашим далёким собратьям весть о мире без оружия, о Стране Строящегося Коммунизма!.. Нам первым из людей выпало счастье увидеть мир других разумных существ. Мы познаем цивилизацию Феры и привезём на Землю неоценимые знания!..

— Да, но… — Балаев невольно почесал «затылок» шлема. — До Тау Кита одиннадцать световых лет. Сколько времени займёт наш полёт?..

— Не так много, как ты думаешь, — ответил Семён. — Изучая «улитку», я установил, что «Летучий Голландец» развивает скорость, только на одну сотую процента меньшую скорости света! По законам теории относительности, мы долетим до Феры за три-четыре месяца — конечно, в собственном времени звездолёта.

— А на Земле за этот же промежуток времени пройдёт 20–25 лет! — подхватил Ли Фу-чен. — Мы возвратимся в Эпоху Завершённого Коммунизма.

— Что мы будем есть в дороге? — спросила Маша.

— Как что?.. Запаса продовольствия и воды у нас хватит на год, не то, что на три месяца. Так летим, друзья? — Назаров крепко взял Машу за руки.

— Летим! — воскликнули Ли Фу-чен, Балаев и Маша.

…Поглядывая на экран астротелевизора, в котором полыхали сиреневые протуберанцы, Семён Назаров сосредоточенно передавал на Землю радиограмму.

Формула притяжения

На приборной доске вспыхнул зеленый сигнал. Андрея Боруту вдавило в кресло. Робот-пилот сделал молниеносные переключения на пульте, и Борута понял, что корабль достиг скорости ускользания и переходит на гиперболическую траекторию. Впереди — Марс. Вот она, долгожданная минута!..

Счетчики покачивали стрелками, ведя немой рассказ о невидимых водопадах заряженных частиц, о ливнях микрометеоров, бомбардирующих обшивку, о проносящихся с громадной скоростью далеких пришельцах протонах высоких энергий, рожденных в межгалактических магнитных полях. Деления мира на небо и землю уже не существовало. Земля оказалась теперь высоко над головой и напоминала небольшой голубоватый кристалл, сияющий на черном бархате. Его свечение почти неуловимо угасало, тускнело. Зато небесная сфера украсилась мириадами точек-звезд. Борута глянул в нижний иллюминатор и зажмурился от неожиданности: под ногами у него неистово пылало косматое Солнце, маленькое, но нестерпимо яркое. Оно изливало океаны света, еще резче подчеркивая беспредельность пространства.

Всем своим существом Борута чувствовал, что он — житель космоса, сын неба… И в то же время тысячи незримых нитей привязывали его к родине. Он вспомнил прощание на космодроме, лица друзей и родных. Потом незаметно унесся мыслями еще на полгода назад, когда встретил Надю… Волнами наплывал степной зной, в ослепительной синеве неба звенели жаворонки.

— Посмотри, вся степь бордовая. Красиво, — сказала Надя.

До самого горизонта, словно море, колыхались красно-бордовые «колокольчики», как называли эти степные цветы у них на родине.

Увидел себя на решающем симпозиуме в Совете космонавтики. Кого и скольких послать в первую разведку на Марс? Только одного. Потому что громадность расстояния, малые размеры кабины — все остальное тело ракеты заняли топливные баки — не позволяли лететь даже двоим. Другое дело робот-пилот, небольшой, легкий. Еще недавно многие считали, что успешные запуски автоматических станций системы «Луна» положили конец спору — на что опираться при освоении космоса? Управляемые людьми корабли или автоматические станции? «Станции — это не только более гуманно, — утверждали некоторые ученые, — но и более экономично». В отношении Луны это было оправдано, поскольку время, уходящее на подачу сигналов автоматам, исчислялось секундами и практически не отражалось на точности их контроля. С Марсом же получалось сложнее: время прохождения сигналов равнялось уже минутам. Какая тут точность! Правда, эксперименты со станциями «Марс-1» и «Марс-2» нельзя было назвать неудачными. Были собраны весьма ценные предварительные данные. Однако они основывались на пока не поддающихся проверке показаниях слишком сложных коммутативных устройств. Вот тогда-то и решено было послать на Марс пилотируемый корабль. Перед Андреем Борутой стояла задача облететь планету по экватору и меридианам, сделать фотосъемку поверхности, визуальные наброски.

С далекой Земли пришли радиоимпульсы. В последний раз услышал Борута голос оператора:

— Космос! Внимание, говорит Станция радиосопровождения. Связь кончаю! Переходите на ручное управление. Сейчас вас закроет тело Марса. — И в нарушение правил связи добавил уже неофициально: Счастливого облета, Андрей.

В этих простых словах, прозвучавших здесь, в пилотской кабине, как-то особенно по-земному, было столько тепла, что Борута почувствовал, что волнуется. С ним говорят от имени родины, о нем помнят, думают каждую минуту… Через какие-то часы он увидит вплотную «моря» и пресловутые каналы красной планеты, оказавшиеся, как сообщили автоматические станции, колоссальными трещинами в коре Марса следствие вулканической деятельности и тектонических движений. И он, Андрей Борута, — первый, кто сможет сверить карту с местностью, своими глазами увидеть то, что извечно было скрыто от человека. Когда-нибудь марсианские рейсы станут обычным делом. Вырастет новое отважное племя космонавтов, оно завоюет для людей все околосолнечное пространство, выйдет на границы Галактики… А все-таки он, Борута, первый.