Эрнст Бутин - Поиск-86: Приключения. Фантастика

— Да-а, — сказал Фатеев, захлопывая пропуск. — Глухое дело.

Марвич с уважением посмотрел на него.

— И сразу ясно?

Фатеев помолчал, вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет, щелкнул по донышку.

— Кури.

— Спасибо, не научился.

— Ты, Валерочка, который год в милиции?

— Второй.

— Так, так… Значит, для критики созрел, но ничего своего предложить не можешь. Стадия перехода. От восторга к критике и отрицанию основ. Следующий шаг — реальное понимание действительности.

— То есть?

— Все мы преодолеваем какой-то барьер. После института вдруг оказывается, что в жизни все не так, как учили, — грубее, жестче и… скучнее. И блеска в нашей работе нет, и удовлетворение от нее не часто получаешь, одно дело труднее другого, сверху нажимают, требуют соблюдать сроки — бежишь, бежишь, как марафонец, а конца не видно. Вот пройдет еще несколько лет, и поймешь… В общем, бывают дела неудобные, трудные, с ними приходится долго возиться, и не всегда добиваешься успеха. И это дело, как подсказывает мой горбом заработанный опыт, именно такое.

Марвич разозлился. Еще стояло перед глазами запрокинутое, застывшее в неподвижности бледное лицо Лукашина, еще не выветрился запах его крови, а тут уже как бы программируется вероятность безнаказанности. Конечно, такую возможность исключить нельзя, но когда чуть не погиб человек, разве можно рассуждать отвлеченно?..

— Извини, Володя, но это… Философия дешевого прагматика — вот что я могу сказать.

— У-тю-тю! — усмехнулся Фатеев, не обижаясь. Он взял Марвича под руку, и они пошли к стоявшей неподалеку машине. — Философом меня еще никто не обзывал, даже интересно… Прагматик — это кто? Жулик или порядочный человек?

— Отстань! — буркнул Марвич.

— Да ты не кипятись, тещенька, не кипятись. Что ж, мы искать не будем преступника, что ли? И старания все приложим, и ночами, может, спать не будем… Только… — Он остановился и посмотрел Марвичу в глаза. — Знаешь, бери это дело на себя. Под моим контролем, с моей помощью. С начальником отдела договоримся. И, честное слово, я первый пожму тебе руку, если все пойдет гладко.

Вмешался шедший сзади следователь прокуратуры:

— Правильно, пусть хлебнет наших щей полной ложкой. Не мешало бы и помочь мне в следствии. Отпуска, людей не хватает.

2

Кабинет подполковника Пряхина был похож на многие такие кабинеты — сейф, стол для заседаний, десятка полтора дешевых стульев, на стене большой портрет Дзержинского. Ощущение официальности отчасти смягчалось яркими красными, в оранжевых разводах шторами.

— Проходи, Валерий Сергеевич, садись, — сказал Пряхин, проводя ладонью по гладко выбритому затылку. Несмотря на жару, рубашка застегнута на все пуговицы, узел галстука строго посередине. — Тут вот какое дело получается: приходил Фатеев, предлагает дело с покушением на убийство, на Омской которое, оставить за тобой. Что ж, я не возражаю, хотя, конечно, выглядишь ты молодо… Усы отпустил бы, что ли. А то ведь со стороны граждан, поди, никакого доверия и даже внутреннее недовольство. Врачей и следователей все почему-то предпочитают постарше… Ограбление магазина на Пролетарской ты, молодец, хорошо раскрутил, кражу автомашины тоже. Говорят, правда, что больно деликатничаешь, но… Так что, если уверен, что потянешь, берись, если нет — скажи честно.

Марвич поднялся.

— Я постараюсь, товарищ подполковник. Когда приступить?

— Немедленно, — сказал Пряхин. — На три часа вы уже опоздали. О ходе розыска докладывать мне ежедневно.

Когда Марвич вышел, Пряхин долго еще сидел, тихонько насвистывая.

Не ошибся ли он, поручив очень непростое дело этому молодому лейтенанту? Странный парень. В его годы Пряхин был резче и, пожалуй, ярче. Да он бы на дыбы взвился от восторга, если бы ему предложили такое дело! Зубами бы в него вцепился. А этот какой-то тихий, застегнутый, азарта не чувствуется…

Вернувшись к себе в кабинет, Марвич поставил на стол потертый портфель Лукашина, открыл его и задумался. Вещи незримо отражают характер и привычки своих владельцев, надо только понять их молчаливый язык.

Судя по содержимому портфеля и по тому, как все уложено, Лукашин человек в высшей степени педантичный. Каждый предмет имел свое определенное место. В большом среднем отделении лежали книги, обернутые в прозрачную пленку, и там же в порыжелой от времени пластмассовой коробочке — два бутерброда, один с вареной колбасой, другой с сыром; в узком кармашке — заправленная черными чернилами авторучка с золотым пером; в боковом отделении — бумажник, начатый блокнот и перетянутая резинкой пухлая записная книжка, на первой странице которой каллиграфическим мелким почерком были выписаны фамилия, имя и отчество владельца, служебный и домашний телефоны, служебный телефон жены. Все предусмотрено на случай потери.

Надо было позвонить жене Лукашина, но Марвич медлил.

Тяжко быть вестником несчастья.

Он вздохнул с облегчением, когда звонкий девичий голос ответил, что Вера Александровна в больнице, у мужа.

Марвич позвонил в больницу и узнал, что Лукашин пока без сознания.

На сегодня как будто было сделано все. Поудобнее устроившись в кресле, Марвич прикрыл глаза, пытаясь разложить по полочкам известные факты. Полочек было много, а фактов очень мало. И никакой связи. Почти никакой…

В шесть вечера в дверь заглянул подполковник Пряхин.

— Что, лейтенант, есть что-нибудь новенькое?

— Нет, Николай Павлович, — вытянулся Марвич. — Ничего нового нет. Сижу… думаю.

— Полезное занятие, но на службе без необходимости задерживаться не следует. Дурная привычка, лейтенант, приучает к бесполезной трате времени.

3

Марвич не заметил, как троллейбус дотащился до Советской, — все пытался найти ускользающую зацепку. Как, зачем попал Лукашин в «полосу отчуждения»?

Не успел он вставить ключ в замок, как дверь напротив заскрипела и тоненький голосок пропел:

— Валерочка, а я тебе борщ сварила. Сейчас разогрею и принесу.

Марвич улыбнулся. Неплохо все же иметь младшую сестру.

Катерина не была его сестрой, но так уж получилось, что он заменил ей старшего брата. Родители ее всю жизнь выясняли отношения: то целовались, то били посуду, сегодня разъезжались и делили имущество, призывая соседей в свидетели, а назавтра покупали новый телевизор и три дня сидели перед ним в обнимку, как ангелочки, чтобы на четвертый, ругаясь, уже везти этот телевизор в комиссионный магазин. Заниматься дочерью им было некогда, времени еле хватало на себя, и серьезный соседский мальчик, на которого можно было положиться, пришелся как нельзя кстати. Валера водил маленькую Катерину в детский сад, забирал оттуда, в скандальные периоды Катюша неделями жила у Марвичей, и все школьные годы ее уроки были на Валериных плечах, он даже дважды под видом брата ходил на родительские собрания. Правда, последнее время на Катерину находили какие-то приступы раздражения, могла неожиданно вспылить, ответить грубостью, но он понимал, что десятый класс не шутка, забот хватает.