Аристарх Нилин - Ловцы душ
— Представляешь, в ней бесы! Ну и черт с ней, пусть думает что угодно, больше я на неё ни минуты не потрачу.
— Миша, люди все разные. Ты вспомни, как ты воспринял это, как Анна. Вы ведь наверняка делились информацией об этом. Думаю, что был испуг, а может быть что-то еще. Надо быть терпимее. Это не железки, а живые люди, в которые взяли и поместили чью-то душу. Кстати, а каково тем, кто в них?
— Я понимаю, но все же тупость меня всегда убивала и раздражала.
— Охотно верю, но надо работать, в том числе и над самим собой.
— Что? — он посмотрел на Сысоеву, и улыбнулся, — Хорошо, я постараюсь.
— Да, да ты уж постарайся, а то последние два дня весь нервный какой-то.
— Будешь тут нервным, когда элементарных вещей не понимают.
Сысоева улыбнулась, — ты хоть когда-нибудь задумался вообще над грандиозностью всего происходящего?
— В каком смысле?
— Тысячи лет мы не могли понять, что такое душа. Да что там говорить, мы и сейчас не понимаем что это такое, ведь никакой информации об этой энергетической субстанции нет. И все же. Приоткрыт занавес, и есть возможность в скором будущем понять, что есть душа. А ты удивляешься, когда простой человек, который может быть, до сих пор не пришел в себя, после всего, что с ним случилось, не может понять, что в его теле, помимо его души, еще чья-то. Если быть откровенной, то скажу тебе, что, порой засыпая, я закрываю глаза и думаю, может быть, все это мне снится? Инопланетяне, переселение душ, колонисты, параллельный или какой другой мир? Все так сложно, а ты хочешь, чтобы они сразу во все поверили.
— Ты права.
— Я вдруг представила, что мою душу вдруг взяли и в кого-то переселили. Меня такой страх охватил. А теперь представь, что испытывают те, кто сидят в землянах. К тому же не забывай, они норфонианцы, люди из другого мира, о которых мы очень мало что знаем.
— Хорошо, хорошо, сдаюсь. Убедила, что все не так просто, как я считаю и пытаюсь втолковать это колонистам. Но как тогда быть?
— Не знаю. Просто разговаривать с ними, убеждать. Ты думаешь, мне это всегда удается? Конечно же, нет. Не так-то легко говорить об этом с человеком, когда сама испытываешь сомнения.
— Ты что, серьезно?
— Нет, шучу. Тебе легко, потому что ты сам ощутил это на себе. Говорил с человеком, чья энергетическая субстанция была в тебе. А я? Я всего лишь верю в то, что ты говоришь. По сути, я такая же, как все они. Разве что во мне никто не сидит. Приходится верить на слово. А это, поверь мне, не так просто, как кажется. Поверь мне, надо не просто поверить, а что-то сломать в себе, чтобы изменить само представление, что душа человека действительно существует.
— Хорошо, я попробую несколько изменить тактику, и буду иначе разговаривать с ними.
— Надеюсь, ты на меня не в обиде?
— В обиде, за что?
— За мой менторский тон в разговоре с тобой.
— Брось. Ты права. Я действительно сужу о людях, так сказать, со своей колокольни, а надо попытаться понять, что творится с каждым из них в отдельности. Опыта нет.
— Ничего, со временем придет.
— Наверно. Пойду спать.
— Я то же.
Михаил лежал на циновке, накрывшись одеялом, изготовленным из растений. На душе было муторно и тревожно. Разговор с Сысоевой не был тому причиной, просто всколыхнул мысли о доме и Анне. Все происходящее здесь, по-прежнему, казалось ему чем-то временным. Он не мог представить себе, что сможет, как и другие колонисты смириться с такой жизнью, и весь остаток жизни провести здесь. Непонятная, неестественная, первобытная жизнь людей, размышления которых наполнены воспоминаниями о прошлой жизни и знаниями, которые они не в силах передать своим детям.
Нет, смириться с такой жизнью он не мог и не хотел, а беспомощность и непонимание того, зачем и для чего инопланетяне создали этот мир и переправляют сюда людей и инопланетян, буквально бесила его.
— Можно было бы понять, если бы они ставили какие-то опыты над людьми, тогда, чтобы не заботиться о людях, они могли сделать это. Так ведь нет. Никто из колонистов инопланетян не интересовал. Возможно это какой-то глобальный опыт по выживанию современного человека в таких условиях? Но зачем, кому это нужно? Бред, чистейший воды бред.
Понять, зачем и почему они это делают, он был не в силах, но и смириться с такой жизнью не хотел. Мысли, крутились вокруг идеи, которая и раньше возникла у Михаила, а после разговора с Леной, окончательно оформилась, попробовать выяснить, что представляет собой пространство вдали от колонии, и нельзя ли как-то воздействовать на него с помощью возможностей своего организма. Единственное, что его сдерживало, это полная уверенность, что эти возможности все еще действуют.
С тяжелыми думами он заснул. Под утро ему приснился сон, в котором он увидал Анну. Она сидела в незнакомой ему комнате за столом и что-то писала. Он так отчетливо её видел, что сумел рассмотреть слезинки на ресницах её глаз. Она писала не то письмо, не то дневник. Он кружился вокруг неё, пытаясь крикнуть, что он рядом, стоит ей только протянуть руку, но она не замечала его, и продолжала писать, изредка проводя платком по лицу и стирая слезы. Как хотелось ему обнять её, прижать к себе, расцеловать в эти милые, прекрасные глаза, и сказать все несколько слов:
— Аннушка, любимая моя, мы снова вместе.
Он протянул к ней руку и почувствовал, как она вздрогнула, и в тот же момент видение растаяло. Сон оборвался, и Михаил проснулся. Он встряхнул головой, посмотрел на потолок, и мысленно произнес:
— Надо думать, искать, и что-то делать…
Глава 4
Прошла еще неделя. Все эти дни он был так занят работой с колонистами, что у него совсем не было времени разыскать кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить по поводу феномена. Неожиданно, вечером, после ужина, в госпиталь заглянул худощавый мужчина, и поинтересовался, где ему найти Михаила.
— Это я, а в чем дело?
— Очень рад познакомиться. Меня зовут Майкл Хорвитс. Я физик по образованию, и хотел бы с вами побеседовать. Вы располагаете временем?
— Безусловно! — восторженно произнес Михаил, поскольку не ожидал, что о нем в колонии уже что-то известно.
— Про вас в колонии ходят легенды.
— Что вы говорите?
— Честное слово.
— Интересно было бы узнать, какие именно? Надеюсь, меня не называют шаманом или колдуном, а то чего доброго, поджарят на костре, как в прежние времена? — с иронией спросил Михаил.
— Бог с вами. Все мы, как ни как выходцы из двадцатого века. Несмотря на тяготы жизни, еще не деградировали до стадии, когда трудно понять, где кончается наука, а начинается шарлатанство.
— Это радует. Простите, судя по имени, вы из штатов?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});