Андрей Федосеенко - Искатель. 2009. Выпуск №2

Уйдя на пенсию, тетя Клава надломилась, стала прикладываться к рюмке. Я стыдила ее, она в ответ обещала покончить с пагубной привычкой, но начинала вновь и вновь…

— А врагов у Клавдии Федоровны в селе не было? Может быть, у вас есть какие-либо соображения относительно ее гибели? Вы ведь наверняка навещали тетю, и она могла поделиться с вами, — спросил Езерский.

— Да, я действительно часто навещала тетю. Мне было жаль ее, одинокую, незаслуженно обиженную, с такой печальной судьбой. Она много рассказывала о войне, о моих двоюродных братьях, Андрее и Федоре, которых молодыми отняла у нее война. Нередко затрагивали главную тему — гибель отряда. Тетя Клава будто чувствовала, что ее жизненная дорожка скоро закончится, и хотела сохранить чистым свое имя. Она вела дневник, но мне его не показывала… Однажды я заглянула к ней, как всегда на часок, и увидела, что она очень взволнована, хотя и под хмельком. Я поинтересовалась, в чем дело.

«Знаешь, Машенька, — сказала она, — третьего дня я получила письмо от своей подруги, с которой отдыхала в Геленджике, в санатории «Жемчужный». Там я встретила человека, который показался мне знакомым. Мужчина примерно моих лет, похоже, тоже узнал меня. Я все это время думала: «Где я могла видеть его раньше?» И пришла к выводу — в партизанском отряде. Если бы я сразу сообразила — я бы проследила за ним. Но он как-то быстро исчез… Так вот, знакомая сообщила, что после моего отъезда, он пытался навести справки обо мне. Это обстоятельство подтверждает мою догадку…»

Я тогда не придала должного значения словам тети, но вскоре тетя Клава погибла, и я подумала: если она видела этого человека в отряде, значит, он тоже остался в живых и тогда подозрения в гибели отряда в равной степени падают и на него…

— Это очень важно для нас, — заметил Езерский.

Он поблагодарил Марию Марковну за ценную информацию и хотел уже попрощаться, но она жестом остановила его.

— Да, вот еще что… Накануне Дня Победы нам в редакции дали задание подготовить материал для спецвыпуска об участниках войны. Я готовилась отправиться к одному фронтовику, участнику штурма Берлина, а мой коллега, Павел Багинский, никак не мог определиться, куда ему направиться. И тогда я подсказала: «Езжай в Старый Крупец. Там живет моя тетя, Клавдия Федоровна Дрягина, партизанка, двое сыновей которой погибли во время войны.

А сама она была партизанской связной в отряде «Мстители»…

В результате на свет появился вот этот очерк.

Мария Марковна выдвинула ящик письменного стола, извлекла оттуда папку, а из нее — газету небольшого формата и протянула Езерскому

— Если вы не против, я возьму ее на время с собой, — обратился к ней капитан.

— Конечно, конечно, — кивнула в знак согласия Журавлева.;

В кабинете Езерский развернул районную газету «Заря» и углубился в чтение. Очерк Павла Багинского назывался «Дом в березках».

«В несколько рядов березки. Потом старый сад с разлапистыми яблонями. Домишко, обшитый красными вагонными досками. Дымок из трубы. Это дом Клавдии Федоровны Дрягиной — бывшей учительницы. Теперь Клавдия Федоровна на пенсии. Постарели и дом и хозяйка. От дождей, ветров и морозов; покосился у дома левый угол. У нее от пережитого волосы — цвета березовых стволов. В семьдесят лет многое стирается в памяти. Но многое нельзя забыть.

Муж умер нежданно-негаданно. Вся жизнь ее теперь была подчинена одному: вырастить обоих мальчиков настоящими людьми, чтобы ни перед односельчанами, ни перед страной стыдно не было.

Старший — Андрей — даже во сне видел себя летчиком. Скромный, тихий был, но страсть какой настойчивый. Своего добился-таки: закончил авиационное училище. Несколько лет летал на самолете. В войну, в 1943 году, сбили его над занятой врагом территорией, попал в плен. Вместе с двумя друзьями-летчиками бежал из лагеря к чешским партизанам. Когда в Словакии поднялось восстание, их, русских ребят, направили туда помочь и воодушевить восставших.

Похоронен Андрей в городе Брно. Обо всем этом Клавдии Федоровне рассказала в письмах дочь крестьянина из Словакии. За укрывательство русских летчиков ее отца фашисты расстреляли, мать посадили в тюрьму. Десять лет разыскивала пани Шевацкая мать русского летчика, чтобы сказать ей, что Андрей был храбрым и честным человеком. На его могиле всегда живые цветы.

Когда война загремела горем и несчастьем по брянской земле, меньшему, Федору, было пятнадцать лет. В темную осеннюю ночь 1941 года к ней пришли бывший директор МТС, председатель колхоза и еще несколько человек. Она уже слышала о них — партизаны.

— Клавдия Федоровна, нам нужен проводник к железной дороге.

— Я вас поведу, — с готовностью ответила учительница.

— Пусть лучше Федя, — посоветовавшись, решили мужчины.,

Так вначале на три часа ушел из дома парнишка, а через некоторое время в партизанском отряде стало больше еще одним бойцом — Федором Дрягиным. А Клавдия Федоровна стала собирать сведения, нужные для партизан.

После каждого взрыва на железной дороге оккупанты и полицаи бросались к лесу. Сбивались с ног, но на след партизан напасть не могли.

Теперь можно рассекретить те места, где прятались народные мстители. После диверсии они шли не в лес, а в чистое поле, в рожь, что была посеяна за домом в березках, или просто отсиживались в небольшом ровке среди нив.

И вот прибежала однажды поутру к ней ее ученица.

— Клавдия Федоровна, немецкая овчарка след партизан взяла, в село идут.

В ту ночь партизаны подорвали эшелон с бензином, предназначенным для Сещинского аэродрома. Потом заходили к Дрягиной. А теперь спокойно отдыхали во рву.

Раздумывать некогда. Учительница сухими губами прошептала девушке:

— Быстро переоденься и иди им навстречу. Заговори их, задержи хоть на полчаса.

А сама захватила мешочек с нюхательным табаком и по партизанскому следу давай порошить. И овчарка потеряла след. Партизаны и село были спасены.

Паршивая овца бывает не только в овечьем стаде. И в селе Старый Крупец нашелся человек, присягнувший немцам и ставший их агентом.

Пришли как-то ее бывшие ученицы, местные разведчицы, и заявили:

— Местный предатель страшнее батальона немцев. От него не спрячешься, не укроешься. Придется свертывать нашу работу, Клавдия Федоровна.

Свернуть недолго, да только останутся тогда партизаны, что называется, без глаз и без ушей. А это повлечет за собой потери наших советских людей. А ведь там и младшенький, Федя. И она сама решается идти к агенту. Неужто у него поднимется рука на свою учительницу?