Алексей Калугин - Деграданс

«Хотите доказать это?»

«Если найдутся средства».

Новая эстетика. Средства нашлись.

Много зеленых. Понятно, не из кармана Джорджа. И где еще ставить эксперименты, как не в России, которая уже испытала все?

– Господин Калинин…

Он протер глаза и уставился на стюардессу.

Редкостная по стройности. Глаза зеленые, что твои блюдца. Губы такие, что хочется впиться в них.

– Вам повторить?

Стюардесса взглядом указала на пустой бокал.

– Пожалуй… Неси сюда всю бутылку.

Калинин обернулся к секьюрити:

– Пьешь коньяк, парень?

– Служба… – сжал губы секьюрити.

– Оставь! В воздухе можешь отдыхать.

– Тогда виски, – парень все схватывал налету.

Стюардесса умело расставила на столике бутылки, бокалы, серебряное ведерко со льдом. Улыбнулась.

– Как тебя зовут?

– Марта.

Калинин нетерпеливо помахал рукой заказной фотомодели:

– Пересядь на соседний ряд. Живо.

Блондинка растопырил глазища:

– Май Гад!

– Не утомляй меня.

Изумленно улыбнувшись, фотомодель пересела.

– Иди ко мне, Марта…

Калинин облизнул пересохшие губы.

– А ты, – кивнул он секьюрити, – пересядь к своему приятелю.

Телохранитель молча выполнил команду Калинина и, не ожидая дальнейших распоряжений, свернул пробку с «Джонни Уолкера».

– Садись, Марта! Садись сюда.

Калинин похлопал рукой по кожаному креслу.

– Господин Калинин, – улыбнулась стюардесса, – я всего только выполняю служебные обязанности.

– Вот и выполняй!

– Но…

– Хочешь вылететь с работы?

– Не хочу, господин Калинин!

– Наверное, не просто попасть на такую линию?

– Нужны хорошие рекомендации, господин Калинин.

– Я дам вам самую плохую.

– Вы шутите?

– Нисколько.

Он снова похлопал по креслу:

– Вот сюда… Здесь удобно…

Стюардесса улыбнулась. Край голубой форменной юбки взметнулся выше колена. Огромные голубые глаза поверх коньячного фужера.

– Коньяк…

Благодарная, обаятельная улыбка.

Калинин откинулся на спинку кресла. Его начало отпускать.

К черту хозяев! Что с того, что ему указывают, когда и что нужно делать? Что с того, что и сейчас он летит в какое-то не названное ему место? Работать? Прятаться? Новая глухая нора или наоборот открытая сцена? Все делается ради него! Все делается ради его непререкаемой славы. Он – гений! У хозяев деньги, у него идеи. Так было всегда. Так что, отношения были и остаются взаимовыгодными. Пресс-конференция в аэропорту Рейкьявика, конечно, была не случайной? Намекнуть… Подогреть интерес…

– Господин Калинин…

Марта смущенно покраснела.

– Алекс, – энергично кивнул Калинин. – Просто Алекс.

И ободряюще положил руку на голую коленку стюардессы.

– Да, Алекс… Да… Я ваша давняя поклонница… – Марта зарделась и опустила взгляд в бокал с коньяком. – Я столько раз смотрела ваш диск «Христос, приди к Фабиану!» Вы мой герой. Для меня ваша акция не закончена…

Калинин плеснул коньяку и снова положил руку на ногу стюардессы.

– Разве я могла представить? – восторженные глаза, пунцовые щеки. – В одном самолете, Алекс…

– Даже в соседних креслах…

Свободной рукой Калинин плеснул коньяку в бокал Марты.

– Господин Калинин…

– Алекс!

– Да… Алекс…

Марта пригубила из бокала. И, будто не веря себе, изумленно уставилась на Калинина.

– Мне так повезло!

– Я тоже так считаю.

– Можно ли мне спросить? У меня тысяча вопросов.

– Ты же не журналистка, – засмеялся Калинин. – Спрашивай.

– Та ваша подруга… Ксения Малышева…

– Почему ты о ней вспомнила?

Пылающие губы. Красная икра на пластике белого пшеничного хлеба.

– Ксения Малышева была женщина… «У Фабиана Григорьевича» ей, наверное, было трудно…

– Мне было не легче.

Коньяк. Устрица извлечена из раковины.

– Мне было нелегче, – повторил Калинин. – Она всего лишь играла, а я создавал концепцию. Понимаешь, Марта, в чем тут сложность? Я работал с материалом. А он бывает упрямым.

Коньяк.

Улыбка.

– Меня вела интуиция, я работал на пределе напряжения, а Ксюша всего лишь выполняла приказы. Я искал детали, вел основную линию, а ей надо было только подыгрывать. Тысячи разрозненных деталей. Все надо было угадать и выстроить в некоей совершенной системе. И это все я извлекал отсюда…

Калинин самодовольно ткнул в свой висок:

– Доходит?

– Но Ксения…

– Что с тобой, Марта? У тебя заело пластинку?

– Но Ксения женщина. Она оказалась среди заложников.

– Хочешь сказать, что она оказалась в груде другого непросеянного материала.

– Ей угрожали оружием… Ее изнасиловали…

– Ксюшу?

Растерянная улыбка.

– Она сама кого хочешь изнасилует!

– Алекс, я не понимаю… Конечно, говорят разное, но…

– Ксюша – артистка. Прекрасная артистка. Не всегда попадала в тон, но в таланте не отказать. Правда, ленива… Всегда была ленивой. Как… Как… – Калинин пощелкал пальцами, отыскивая нужное сравнение. – Как ленивец!

Хохотнул.

– Алекс!

– Да, Марта?

– Вы хотите сказать, что Ксюша…

– Неужели только сейчас дошло? Об этом молчат, но у кого есть голова на плечах, тот сам додумается. Конечно, Ксюша была подготовлена.

– То есть она сыграла все это?

– Конечно. Я только подталкивал ее.

– А изнасилование в кровавом бассейне?

– Разве эта часть акции не возбуждает тебя?

– О, Алекс! Значит, сценарий у вас был готов заранее?

– А ты как думала?

Коньяк…

Устрица…

Еще коньяк…

– А Виктор Шивцов?

– Почему ты опять о нем?

– Да потому, что это вы мне рассказываете.

– Мы тут не одни, – ухмыльнулся Калинин. – Здесь мои доблестные бодигарды и эта заказная овца.

– Все равно расскажите…

– О ком?

– О Викторе Шивцове?

– Почему тебя интересует только материал.

– Разве Виктор Шивцов не принимал участия в разработке сценария?

– Виктор Шивцов? – Калинин иронически усмехнулся. – Не смеши меня. Думаю, Виктор так и не понял, в какую историю он попал.

Калинин глянул в иллюминатор.

Какие белые, какие снежные облака…

Куда-то они плывут… Почему их так много?…

– Думаю, что он и ушел в счастливом неведении…

Калинин откинулся в кресле. Заканчивать мысль не стал.

Достаточно того, подумал, что Марта влюблено смотрит на его четкий профиль.

Вот так… Чуть повернуть голову… Выверенный ракурс… Наверное, Марта считает, что он задумался о новых шедеврах… Почему нет? Он ведь делится с нею сокровенным. Так она думает… Он усмехнулся. Марту сейчас, наверное, заливает теплая волна. Она ведь не может представить глаза Шивцова. Она ведь никогда не видел глаз этого тупого быка…