Виталий Забирко - Мы пришли с миром

Я сделал первый шаг. Коротенький, неуверенный. Песок под ногами скрипнул совсем поземному. Тянул легкий бриз, пахло морем, и все вокруг было как на Земле, если бы не два оранжевых солнца в зените и не мириады глаз устюпенд в прибое. Лоб покрыла испарина, голова закружилась. Чтобы не упасть, я поспешно сел на песок и закрыл глаза, Начало поташнивать, и в голову полезли абсурдные мысли. Первопроходец... Почему-то представилось, что на мне ватник и шапка-ушанка с оторванным ухом, а в руках — древко российского флага, чтобы застолбить приоритет России на инопланетные земли. При чем тут шапка-ушанка и ватник? Идиотские мысли, но я никак не мог избавиться от них. Если зациклюсь, то не понадобятся никакие психотехники. Без чужой помощи сойду с ума.

— Легкая стадия мигрофобии, — заметил знакомый голос. — Симптомы во многом похожи на морскую болезнь и недомогание во время акклиматизации.

По лбу прошлось что-то мягкое, пушистое, и тотчас тошнота отступила, а голова перестала кружиться. На душе стало легко и покойно, губы невольно растянулись в улыбку, но я не спешил открывать глаза. Никогда бы не подумал, что голос Буратино может вызвать у меня положительные эмоции.

— Что такое мигрофобия? — спросил я.

— Боязнь путешествий по Вселенной. Распространенная фобия у особей, совершающих первый вояж. Расстройство вестибулярного аппарата, зрения, нервной системы, общее недомогание и неадекватное восприятие окружающего связано с изменением состава атмосферы, температурного режима, гравитационного и магнитного полей, спектрального излучения. Можешь открыть глаза и встать, я снял симптомы.

Я открыл глаза, но не встал, так как вместо Буратино увидел перед собой сплетенного из фиолетовой пряжи осьминога, весело приплясывающего на песке.

— А... — Я растерянно огляделся. — А где Буратино?

— Я и есть Буратино. Как тебе моя новая форма?

Он явно красовался передо мной, как перед зеркалом, глубоко посаженные в пряжу стеклянные глаза блестели, но что-то не верилось в его искренность и непосредственность. Слишком много он знал, чтобы я ему верил. Много знал о людях, о Земле, а теперь, оказывается, и о Галактическом Союзе. Откуда, спрашивается, у него сведения о мигрофобии, если, по словам Иванова, его цивилизация не входит в Союз?

— Так как тебе мое новое тело? — повторился мохеровый осьминог и крутнулся на месте. — Нравится?

— Нет.

— Почему? А мне нравится!

— Гы-гы, ха-ха, хи-хи! — мрачно осадил его я. — А где деревянная кукла?

— Здесь, — сказал Буратино и вышел из воздуха на песок рядом с плетеным осьминогом.

Зрелище оказалось впечатляющим. Сам не раз выходил из воздуха то в аномальной зоне в верховьях Корстени, то в квартире Мирона и даже здесь, но впервые наблюдал процесс со стороны. Будто чертик выпрыгнул из-за невидимой ширмы.

— И кто же из вас кто? — спросил я, переводя взгляд с одного на другого. Оба веселые, оба смешливые... Куклы, одним словом.

— В каком смысле? — спросили оба одним голосом.

— В самом прямом. Кто из вас тот, с кем я встречался вчера, позавчера?

— Я! — ответили оба, и снова один голос донесся до меня стереозвуком.

— Но вас же двое?

— Гы-гы, ха-ха, хи-хи! — развеселились деревяшка и клубок пряжи. — А ты надеваешь одну перчатку или две? Ходишь в одном сапоге?

Аналогия была убийственной, и я наконец понял. Кукловод может одновременно управлять двумя куклами... Вязаный осьминог весело пританцовывал, пыля песком, мельтешащие щупальца двоились, троились, и я ужаснулся.

— И сколько тел ты способен представлять? — треснутым голосом спросил я.

— Не имею понятия — тел пока два. Но, наверное, могу и больше.

И тогда я вспомнил, что представляет собой объект, которого по наивности окрестил Буратино. Сгусток низкотемпературной плазмы. Плазмоид может дробиться на бесчисленное множество мелких образований, а затем собираться воедино в не ограниченный размерами конгломерат. Вот почему он постоянно путал «я» и «мы»...

Становилось понятно, почему его боится Иванов. Вплоть до ядерной атаки... А учитывая степень развития цивилизаций Галактического Союза, возможно, и чего-то гораздо более мощного. Невообразимо мощного, способного не только стереть в порошок Землю, но и распылить всю Солнечную систему в межзвездное газопылевое облако.

Я вытер ладонью вспотевший лоб и чертыхнулся. К ладони прилип крупнозернистый песок.

Степенно рокотал прибой, накатывая на берег пенистые волны с глазастыми устюпендами, в зените светили два солнца, легкий бриз шевелил густую траву на склонах холмов. И я почему-то был уверен, что где-то там, за холмами, на острове стоит беленький коттедж. Идиллия... Живи и радуйся. Но на душе было тоскливо.

— Это здесь находится то самое «более надежное убежище»? — тихо спросил я, отряхивая песок с ладоней. На Буратино и вязаного осьминога я принципиально не смотрел.

— Сейчас это уже не имеет значения.

— Тогда зачем я тебе нужен?

— Ты мне уже не нужен, — ответил то ли осьминог, то ли Буратино. То ли оба. А точнее, кто-то единый в двух куклах.

Что ж, он прав. Нашелся, кроме меня, еще один мерзавец, который согласился вязать из пряжи гораздо более удобные тела, чем деревянные. Я перебрал в уме всех знакомых и неожиданно не обнаружил среди них никого, кто бы отказался от столь прибыльного предложения. То ли знакомые у меня сплошь потенциальные мерзавцы, то ли время мерзкое.

— Тогда зачем ты меня сюда вызвал?

— Ошибка вышла, — извинился Буратино. — Я не закрыл за собой проход, и ты последовал за мной.

Ясности в технологии телепортации нисколько не прибавилось. Мало того что я, проходя сквозь стены, попадаю неизвестно куда, так выходит, что место прибытия каким-то образом зависит от Буратино. То есть объекта. Пора переходить на терминологию Иванова — не называть же осьминога Буратино? Тогда действительно получится чушь собачья. Причем полная.

— Пора тебе назад отправляться. Вставай.

Не глядя на кукол, я покивал, но не сдвинулся с места. Вздохнул, посмотрел в зенит на два оранжевых солнца, затем разгладил ладонью теплый песок.

— А где красное солнце? — апатично поинтересовался я.

— Нет его! — недовольно отрезал объект. — Здесь только два солнца, а третье — плод твоего сна!

«Откуда ему известно о сне?» — пронеслось в голове.

— А ты сам не плод моего сна?

— Гы-гы, ха-ха, хи-хи! — рассмеялись куклы в унисон. — Мне нравится твоя шутка!

Рта у осьминога не было, зато Буратино исправно двигал челюстью, и слова будто исходили изо рта, а не из динамика, спрятанного в спине.