Карел Чапек - Как я был великаном (сборник рассказов)

— Вот видите, значит, у нее могли быть веские причины, чтобы совершить убийство. Страх, что будет раскрыта ее тайна, боязнь шантажа, опасение потерять его любовь, ненависть к тому, другому, который, возможно, воспользовался ее слабостью. И еще с десяток самых различных, часто ложно истолкованных факторов. Вам понятна моя мысль?

— Как всегда.

Доктор подозрительно посмотрел на майора, но капитулировал перед невинным выражением серых глаз.

— А теперь давайте наполним этот треугольник конкретным содержанием. Она — это Ирма Дари, он — Борис Мельхиад, еще один он — Михаль Шмидт. А у Ирмы Дари для критического момента нет алиби!

— Пока нет. — Майор встал и положил альбом на полку.

— Вы намерены связаться с Землей относительно Ирмы?

— Разумеется.

— Ну да, необходимо уточнить детали субботней радиосвязи. А почему бы вам заодно не поинтересоваться спортивными увлечениями радистки, скажем прыжками в воду? Возможно, она участвовала в соревнованиях по этому виду спорта.

— Вы никак не можете забыть своего прыжка со скалы!

— Вот именно.

— Что ж, неплохая идея, — заметил майор, снял трубку радиофона, набрал нужный номер.

— Залив Духов. Директора института, пожалуйста. Это Родин. — Майор нахмурился и посмотрел на доктора. — Не отвечает… Алло! Да, я. Что? Я помешал?… Снова тихо… Что? Не понял.

Доктор прикрыл ладонью микрофон.

— Так вы никогда не договоритесь. Задав вопрос, следует немного подождать. Ведь вы говорите с Луны, радиосигнал вначале летит на Землю, ответ придет не раньше чем через несколько секунд.

Майор улыбнулся, и на лице его появилось добродушно-мальчишеское выражение.

— Простите… Да, я уже понял. Я хотел вас кое о чем спросить. Во-первых, свяжитесь с человеком, который в субботу принял радиограмму из Залива Духов… Во-вторых, меня интересует, не увлекается ли Ирма Дари каким-либо видом спорта. Например, прыжками в воду, альпинизмом, парашютизмом… Да, я подожду… Так. Спасибо.

Прикрыв микрофон рукой, следователь повернулся к Гольбергу.

— У вас хороший нюх, доктор, — Ирма Дари действительно увлекается… но художественной гимнастикой. Боюсь, что этот вид спорта вас не заинтересует. Зато я узнал, что кое-кто из экипажа парашютную подготовку прошел… Да, да, понимаю. Но мне необходимо связаться с этим Кроницким. Пожалуйста… Соедините меня с ним по обычному каналу. В Вене? Тогда дайте Вену… Сами? Хорошо, я подожду…

— Так кто прошел подготовку? — спросил доктор.

— Нейман, Мельхиад, Маккент.

— Вот оно что!

— Алло! Алло! Не прерывайте… Нет, не положу… Алло! Это Кроницкий? Добрый день. Говорит Родин. Я говорю из Залива Духов, меня послали, чтобы расследовать смерть Шмидта. Мне хотелось бы уточнить кое-какие подробности относительно субботней радиосвязи. Вы сами были у аппарата? Хорошо. По словам радистки Ирмы Дари, все было в порядке. Да? Очень рад. А вы уверены, что приняли всю радиограмму? Можете ли вы утверждать, что на другом конце провода, то есть, конечно, не провода… что там была Ирма? Я понимаю… разумеется, все останется между нами… Так, понятно. Благодарю вас. Этого достаточно. Простите за беспокойство. А этой девушке на станции скажите… Впрочем, ничего не говорите. Еще раз спасибо.

Родин повесил трубку и повернулся к Гольбергу.

— Милый доктор, мне жаль, но я вынужден вас огорчить. Приготовьтесь к самому худшему. Нет никаких сомнений, что Ирма Дари лично передавала радиограмму.

— А как вы можете это доказать?

— Во избежание ошибок текст радиограммы передается дважды. После того как текст передан первый раз, лента перематывается и аппарат не работает примерно полминуты. Кроницкий лично знает Ирму Дари, и под конец он отстукал ей комплимент. Вот, оказывается, для каких целей служит межпланетная радиосвязь. Не мешало бы об этом знать начальству. Ирма Дари ответила Кроницкому, и якобы довольно язвительно.

Гольберг возбужденно зашагал по комнате.

— Неужели это все-таки обманутый возлюбленный?

Родин с беспокойством следил за Гольбергом, который раскачивался на стуле.

— Нужен лист бумаги, — доктор стал выворачивать карманы, — у нас накопилось довольно много материала, и чем дальше, тем больше данных. В этом обилии фактов от нашего внимания может ускользнуть какая-нибудь важная деталь, скрытая зависимость. Значит, все нужно записать. Так, запишем сначала имена восьми членов экипажа. Будем вычеркивать их по мере установления алиби.

— Понятно.

— Начнем с радистки. «Дари Ирма», — записал он и перечеркнул это имя жирной волнистой линией. — Остальных я запишу столбиком. Так, следующий, конечно, Борис Мельхиад, вполголоса диктовал доктор, тщательно, почти каллиграфически выписывая буквы, — это ясно. Убийство на почве ревности.

— Допустим, вы правы. Убил Мельхиад. Но как?

— Как? Да, — Гольберг забарабанил записной книжкой по руке, — в этом вся трудность. Если позволите, я постараюсь исходить из тех фактов, которые нам уже известны.

— Не возражаю.

— Мы знаем, что Мельхиад в 10.50 находился в коридоре перед кабинетом Глаца. В момент объявления тревоги, то есть через девять минут, он снова оказался там. И оба раза без скафандра. Следовательно, у инженера стопроцентное алиби. Он не мог одновременно находиться здесь, в доме, и у радиотелескопа. — Гольберг выжидающе посмотрел на следователя.

— Вы правы, физически — не мог. Но принимая во внимание еще один вариант…

У доктора от разочарования вытянулось лицо. Трудно даже себе представить, что бы это могло быть… И все же Родин попытался.

…Шмидт работает у подножия радиотелескопа. На бугристую почву падает тень гигантской конструкции. В пепельном свете — прямые и изогнутые линии проводов и контуры траверз. Внезапно по этой паутине начал красться отвратительный, гигантский паук, словно выползший из царства чудовищ. Шмидт увидел тень, но лишь слегка повернул голову, она не могла его испугать, он столько раз видел, как работают манипуляторы. Шагающие диоды, триоды, реле остановились за его спиной.

На этот раз механизм подчинялся убийце.

— Знаете, доктор, — сказал Родин, — я понимаю, что вас смущает. Я тоже склонен предполагать, что ответ должен быть менее сложным. Убийство при помощи манипуляторов — это слишком фантастично.

— Да, но вправе ли мы исключить эту версию?

— Ну, что ж, попытаемся воссоздать картину преступления. Манипуляторы приблизились к Шмидту и выжидали, пока он повернется к ним лицом, — пуля в спине исключала бы версию самоубийства. Когда радист повернулся, раздался выстрел, другой. Затем, подняв пистолет вверх, манипуляторы дали сигнал тревоги. Так вы себе это представляете, доктор?