Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 14. Терранская Империя

— Табби, — прошептал он и потянулся к ней.

Она взяла его руки в свои, но не сжала и почти не улыбнулась при этом.

— Здравствуй, Фил, — услышал он памятный гортанный голос. — Ты выглядишь лучше, чем я думала, когда мне сказали, что ты лежишь сразу под тремя капельницами.

— Видела бы ты меня вначале, — сказал он нетвердым голосом. — Ну, как ты? Как все?

— У меня все хорошо. Как почти у всех, кого ты знаешь. Драун и Ниесслан убиты.

— Очень жаль, — солгал он.

— Я бы приехала раньше, — сказала Табита, отпустив его руку, — но пришлось дожидаться отпуска, а потом искать тебя по компьютеру в списке пациентов и добираться сюда. У нас еще многого не хватает, и организация оставляет желать лучшего. — Зеленые глаза смотрели серьезно. — Но я была уверена, что ты на Авалоне — живой или мертвый. Хорошо, что живой.

— Как я мог оставаться вдали… от тебя?

Она опустила глаза.

— Как твое здоровье? Врачи слишком заняты, чтобы вдаваться в детали.

— Ну, когда я окрепну, меня хотят переправить в имперский флотский госпиталь, а там мне вынут печень и вырастят новую. На это уйдет около года, земного года — и я должен поправиться. Они мне это обещали.

— Превосходно, — деловым тоном сказала она. — Тебя хорошо здесь лечат? Уход нормальный?

— Да, если учесть обстоятельства. Но ребята, которые тут лежат, не совсем подходят мне для общения, а медикам, и авалонским, и имперским, некогда с нами разговаривать. Я был чертовски одинок, Табби, пока ты не пришла.

— Постараюсь прийти еще. Ты же знаешь, я на службе, а почти весь отпуск мне придется провести на Сент-Ли, приводя в порядок дела.

Его охватила слабость. Он откинулся на подушки и уронил руки на одеяло.

— Табби… ты не могла бы подождать… этот год?

Она медленно покачала головой и посмотрела ему в глаза:

— Может, мне надо было притвориться, пока ты не окрепнешь, Фил. Но я не умею притворяться, да и ты этого не заслуживаешь.

— Это из-за того, что я сделал…

— И из-за того, что сделала я. — Она наклонилась и, отведя трубки, положила руки ему на плечи. — Но ведь мы не стали ненавидеть друг друга, верно?

— Тогда почему бы нам друг друга не простить?

— Мне кажется, мы уже простили. Но разве ты не понимаешь? Когда боль утихла и я снова получила способность думать, я поняла, что все ушло. Ну да — дружба, уважение, дорогие сердцу воспоминания. А больше ничего.

— Разве этого недостаточно… чтобы начать сначала?

— Нет, Фил. Теперь я понимаю себя лучше, чем прежде Если бы мы попытались — я знаю, как рано или поздно стала бы обращаться с тобой. А этого я не хочу. Хочу сохранить в чистоте то, что у нас было.

Она нежно поцеловала его и выпрямилась.

Неловкий разговор продлился еще немного, а потом он отпустил ее под предлогом, что ему надо отдохнуть — в этом была доля правды. Когда она ушла, он в самом деле закрыл глаза и надел наушники, чтобы не слышать голосов своих сотоварищей.

«Может, она и права. И моя жизнь не кончена. Переживу, наверно, и это». Он вспомнил девушку из Флервиля и подумал, что хорошо бы его перевели в госпиталь на Эсперансе, когда — и если — перемирие станет миром.

Табита остановилась надеть гравиранец, оставленный в гардеробной. Госпиталь построили наспех на окраине Грея. (Она вспомнила, какие протесты встретило распоряжение маршала Холма, когда часть военной промышленности начала работать на медицину — и это в то время, когда война должна была вот-вот возобновиться. Комментаторы заявляли, что планируемые им мощности недостаточны для жертв массовой бомбардировки и слишком велики для пострадавших в сражении меньшего масштаба. Маршал ворчал в ответ: «Делаем что можем» — и упорно пробивал свой проект. Помогло то, что его поддержало командование гражданской обороны. Они знали, что замышляет маршал на самом деле — те, кто ценой нелегких усилий заставлял молчать орудия.) Табита стояла на склоне холма, покрытом изумрудным сузином и усеянном кустами ризника и чашами Будды — под ним раскинулся город, весь в садах, а дальше поднимался крутой берег и сверкал Фолкейнский залив. Ветер гнал ватные облачка и нес аромат жизнецвета, нашептывая что-то.

Она вдохнула его прохладу, такую пьянящую после Экватории. Да — для кого-то. Табита чувствовала себя странно опустошенной.

Зашумели крылья, и рядом опустилась ифрианка.

— Доброго тебе полета, Грилл, — сказала она.

Табита заморгала глазами — и узнала.

— Эйат! А тебе — доброй посадки. — «Какой унылый у нее голос, какие тусклые перья. Я не видела ее с того дня на острове». Табита взяла когтистую ручку в обе свои. — Как чудесно, что ты здесь, дорогая. Как поживаешь?

Поза Эйат, ее перья и пленка, затянувшая глаза, ответили на это без слов. Табита склонилась и обняла ее.

— Я тебя искала, — пробормотала та. — Всю битву я просидела дома — и еще долго оставалась там, пасла скот; мне надо было побыть одной, и говорили, что планета нуждается в мясе. — Она прислонилась головой к груди Табиты. — И вот я освободилась и прилетела сюда…

Табита поглаживала ее по спине.

— Я узнала, где ты служишь, и мне сказали, что в свой отпуск ты хотела побывать в Грее. Я ждала тебя и спрашивала в отелях. Сегодня в одном мне сказали, что ты остановилась у них, но сразу же куда-то ушла. Я подумала, что ты, наверно, здесь, и решила проверить — это легче, чем ждать.

— Что мне сделать для тебя, небесная подружка? Скажи.

— Это тяжело. — Эйат, не поднимая головы, до боли стиснула руки Табиты. — Аринниан тоже здесь. Он уже некоторое время работает в штабе своего отца. Я хотела встретиться с ним, и… — Она издала сдавленный звук — ифриане не плачут.

— Он избегает тебя, — догадалась Табита.

— Да. Он старается быть со мной добрым. То, что ему приходится стараться, хуже всего.

— Это после того случая…

— К-а-а-х. Я для него уже не та, что прежде. — Эйат взяла себя в руки. — Да и для себя самой не та. Но я надеюсь, что Аринниан поймет меня лучше, чем я сама.

— Разве он единственный, кто готов тебе помочь? А твои родители, братья и сестры, чотовики?

— Они ко мне не изменились. Да и с чего бы? В Воротах Бури такое… несчастье, как случилось со мной, считается именно несчастьем — не позором, не изъяном. Им не понять, что я чувствую.

— А ты страдаешь из-за Аринниана. — Табита хмуро поглядела на возмутительно прекрасный день. — Чем мне тебе помочь?

— Не знаю. Может быть… Если бы ты поговорила с ним… объяснила… попросила его за меня…

— Ах, попросила? — вспылила Табита. — Где он сейчас?