Яков Кальницкий - Конец Подземного города (с иллюстрациями)

— Холодно, черт возьми!

— В машине холодно? Восемнадцать градусов. Это вам кажется.

— Приступ малярии, должно быть, — сказал Гастингс.

«Мы, нижеподписавшиеся, — продолжал читать Солнцев, — «Общество дальних исследований», именуемое в дальнейшем «Общество», в лице своего правления, представленного господами Ч. Гастингсом и Д. Блекпигом — с одной стороны и командование Подземного города в лице коменданта господина Крайца — с другой, заключили между собой договор о нижеследующем:

Действуя на основании полномочий, выданных мне, О. Крайцу, в свое время лично Адольфом Гитлером, и являясь в настоящее время единственным лицом, несущим ответственность за порядок в Подземном городе, я, комендант этого города, передаю в распоряжение «Общества» все имущество Подземного города вместе с рабочей силой и охраной, вместе со всеми материалами и запасами.

Весь мертвый инвентарь оценивается сторонами в сумме сто сорок миллионов долларов, весь живой — в сумме восемь миллионов пятьсот тысяч долларов, по цене восемьсот долларов за рабочего и тысяча за охранника.

Означенная сумма является личным вкладом Крайца, который отныне принимает фамилию Конноли. «Общество» обязуется внести столько же наличными, живым и мертвым инвентарем в целях увеличения добычи и развития горных промыслов Подземного города»…

— Довольно! — крикнул Чарлей Гастингс, сжимая кулаки. — Это позорнейший из документов, какой мне приходилось читать!

— В самом деле? — спросил Лев. — Однако здесь упоминается фамилия Гастингс.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего особенного. Я лишь хочу обратить ваше внимание на то, что этот рабовладельческий документ подписан неким господином Чарлеем Гистингсом. Это ваш однофамилец?

Гастингс молчал, кусая губы.

— Кстати, — продолжал Лев, — господин Менкс-старший, подпись которого также украшает этот договор, — не тот ли это некоронованный король вашей страны, которому принадлежит чуть ли не вся угольная и металлургическая промышленность?

— Никакого Менкса-старшего я не знаю!

— И Гастингса не знаете?

— Сколько? — скрипнув зубами, вдруг бросил Гастингс.

— Что «сколько»? — в свою очередь спросил Лев озадаченно.

— Сколько за документы?

— За какие документы?

— Что вы, не понимаете, что ли? Я готов приобрести эти документы — ну, эти, что в папке! Правда, мы нашли их вместе. Но так и быть…

— Ах, документы? — перебил Лев Гастингса. — Они не продаются.

— Все в мире продается.

— В капиталистическом, вы хотели сказать?

— Это абстракция. Практически: миллион долларов, чеком на любой европейский банк.

— Ну, знаете…

— Понимаю! Два миллиона долларов! Сможете жить в любой части земного шара. Вилла на Мадагаскаре! Круглый год аромат весны! Сказочные плоды, сказочные розы! Роскошные женщины! Покорные рабы!

Лев спокойно спрятал сафьяновый бумажник во внутренний карман комбинезона.

— Вы слишком щедры. Впрочем, горбатого могила исправит…

Чарлей Гастингс рванулся к Солнцеву, вцепился клешами пальцев в комбинезон на груди, другой рукой схватил за горло:

— Отдайте! Отдайте! Я возьму силой! — Он сунул руку в задний карман.

Лев был начеку. Удар в скулу — и Гастингс покатился, не успев вытащить пистолет.

— Силой? Попробуйте силой.

Одну минуту казалось, что Гастингс убит. По лицу его разлилась зеленоватая трупная бледность. Потом он провел рукой перед лицом, будто отгоняя мух, чихнул, закряхтел и стал подниматься.

— Простите мою резкость… Мы просто не поняли друг друга… — Он протянул руку. — Итак, десять миллионов долларов чеком на любой европейский банк.

Лев не обратил внимания на протянутую руку.

— Я прошу вас, — сказал он, — не испытывайте больше моего терпения! Поняли? Эти документы принадлежат всему человечеству.

— Понял! Пятнадцать миллионов! Пятнадцать! — на губах Гастингса показалась пена, как у бешеной собаки. — Пятнадцать! Подумайте!

Лев пожал плечами и взялся за ручку двери.

В это время из тучи вышли на посадку три авиаэскадрильи с монийскими опознавательными знаками. Вскоре генерал Гробз собственной персоной явился «засвидетельствовать почтение начальнику русской экспедиции кандидату наук Солнцеву». Лев сдержанно поблагодарил и сказал, что монийские граждане предупреждены и готовы к посадке на самолеты.

На льду развернулась походная канцелярия. Но сколько ни взывали офицеры, никто из освобожденных не хотел воспользоваться самолетами монийской авиации для возвращения на родину: все хотели лететь на советских машинах. Пришлось Льву объяснить, что советские самолеты могут взять только две тысячи человек, остальные будут вывезены с этого острова на ледоколе «Днепр», который прибудет сюда через неделю. Лишь после этого зарегистрировалось десять офицеров и сто девять бывших солдат монийской армии.

Чарлей Гастингс имел в кабинете своего самолета конфиденциальную беседу с генералом Гробзом. Генерал не узнавал веселого циника… Куда девалось мудрое спокойствие марабу? Перед генералом сидел взбешенный, близкий к помешательству человек.

— Теперь никакие фокусы не выйдут. Везите этих пленных прямо в Монию. Я позабочусь о встрече… Не в Кардию, а в Монию!

— Но ведь это зараза! — возмутился генерал.

— Действуйте! Ответственность я беру на себя.

— Проклятые большевики! — это было все, чем генерал мог отвести душу.

В это время заговорил репродуктор:

— Советская экспедиция приглашает всех желающих присутствовать при погребении останков русского моряка капитана Родионова, открывшего этот остров более ста лет тому назад.

— Пойдем послушаем, — сказал генерал.

— Пожалуй! — согласился Гастингс. — Интересно, как это русские открывали здешние края.

Похороны Родионова

На берегу из камня соорудили трехметровый гурий. На высоте человеческого роста в него вделана прямоугольная пластинка из нержавеющей стали, на которой Надя тщательно выгравировала:

«Здесь покоится прах русского моряка, капитана китобойного судна «Надежда» Григория Родионова, открывшего этот берег в 1825 году и умершего в 1827 году вместе со всей командой.

Иринин, Рыбников и Федоров заканчивали цементирование памятной доски, когда вокруг гурия начали собираться толпы освобожденных. Пришли также монийские солдаты из экипажей самолетов. Даже арестованные охранники Подземного города толпились вдали: по-видимому, конвойные перевели их поближе, чтобы самим хоть издали наблюдать церемонию.