Дмитрий Байкалов - Фантастика 2002. Выпуск 1

Получив от фюрера подарки, дети побежали кататься на броневике.

Гитлер долго с явным умилением смотрел им вслед, потом положил руку на плечо женщины.

— Крепись, Марта, — сказал он.

— Я надеюсь на Бога, — неосторожно сказала фрау Геббельс.

Адольф сморщился.

— Марта, о чем ты говоришь? Любой разумный человек понимает, что церковное вероучение просто чушь! Как можно насаживать человека на вертел и поджаривать в аду, если происходит естественный процесс разложения, а душа в таком случае должна быть бесплотна? Ерунда и то, что небеса — это место, куда надо стремиться попасть. Если верить церковникам, туда попадут в первую очередь те, кто себя никак не проявил в жизни, оказался умственно неполноценным. Ты только представь себе, кого можно встретить на небесах? Идиотов? Ты только вдумайся в эти слова, Марта: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное!» Как можно увлечь мужчину верой, внушая ему, что на небесах он найдет невзрачных и духовно немощных женщин?

Глаза Марты Геббельс недобро сверкнули.

— Зато здесь хватает пригожих телом и душевно раскрепощенных девиц, — едко сказала она.

Фюрер улыбнулся и развел руками.

— Это твой крест, Марта. Это твой крест.

Гиммлер приехал уже после официального обеда, когда уехали генералы и фрау Геббельс с детьми.

Адольф поцеловал Еве руку.

— Дорогая, я прошу простить нас с рейхсфюрером, но государство требует своего даже в такие торжественные минуты.

— Конечно, Ади, — сказала, улыбаясь, Ева. — Но не увлекайтесь, ко мне приехала Ольга!

Знаменитая немецкая актриса Ольга Чехова была давней подругой Евы Браун, они доверяли друг другу свои женские тайны, Ева даже прощала своему любовнику и покровителю некоторую увлеченность подругой.

Поздравив фюрера еще раз, Гиммлер коротко доложил ему о нескольких разведывательных операциях, проведенных СД. Гитлер поинтересовался работой Шелленберга, и рейхсфюрер дал своему любимцу самую высокую оценку. Поговорили о положении в Африке. Дел на Восточном фронте они, не сговариваясь, не касались. Фюрер не хотел портить себе праздничное настроение, верный Генрих это великолепно понимал.

— Генрих, — неожиданно сказал фюрер. — Я все хотел спросить вас, чем кончилась эта история с ливанским кедром?

— А чем она могла кончиться, Адольф? — хмуро улыбнулся рейхсфюрер. Он совсем недавно вернулся из Освенцима, где наблюдал казнь евреев. При виде того, как женщины и дети во рву молят о помощи, рейхсфюрер утратил свою знаменитую бесстрастность и хлопнулся в обморок, как институтка. Он знал, что недоброжелатели обязательно доложат фюреру об этой слабости руководителя СС, и специально для этой беседы выбрал исключительно деловой тон. — Ваш тезка немного развлекся, евреи вспомнили свою историю, а эмиссар сионского центра оказался без своего любимца, на которого он имел виды. Все закончилось гораздо скучнее, нежели мы думали. Священник умер на кресте прежде, чем его распяли. Надо думать, от страха. А быть может, он принял яд, чтобы испортить Эйхману спектакль. Толпа, как обычно, безмолвствовала, и потом, когда представление закончилось, никто особенно не сопротивлялся. Но говорят, они прекрасно пели, когда шли в газовую камеру. Этот жид Джагута, он, конечно, не фон Кароян, но надо отдать должное — пели они замечательно. Говорят, что охрана даже прослезилась. Впрочем, черт с ними! Одно жаль — испортили прекрасную древесину, лучше бы мы перебросили брус Брауну в Пенемюнде.

— Жаль, что история закончилась так быстро, — лицемерно вздохнул Гитлер. — Я ожидал большего, Генрих.

— Я был против этой идеи, — напомнил Гиммлер. — Мы имеем только негативные последствия, мой фюрер.

Рейхсканцлер вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения.

— В концлагерях рассказывают фантастические истории, — продолжил рейхсфюрер СС. — Имеются случаи, когда охрана лагеря отказывается наблюдать за процессом в газовой камере. Какие-то бредни о том, что среди евреев появляется худой бородатый человек, утешающий их перед смертью… Якобы имеются случаи ослепления лиц, которые ведут наблюдения за экзекуцией… Некоторые даже открыто начинают поговаривать, что мы и в самом деле распяли в Берген-Бельзене Бога, который второй раз явился в наш мир.

— Глупость! — жестко отрезал Адольф Гитлер. Встав, он принялся расхаживать по кабинету, потирая рукой тщательно выбритый подбородок. — Генрих, тебе должно быть стыдно повторять за идиотами их бредни! Если Бог и существует, а я это категорически отрицаю, то какое ему дело до наших междоусобиц? У богов более серьезные задачи, ты же не обращаешь внимания на бегущих по тропинке муравьев? Какое дело тебе до битвы, случившейся между муравейниками? Человек умирает один раз, и он не может разгуливать по камерам после смерти. Прикажи, каждый, кто распускает подобные слухи, должен быть сурово наказан. Своей безответственной болтовней он вредит рейху, а у нас сейчас не самые легкие времена. Сейчас мы должны сплотиться как никогда, поэтому нельзя допустить, чтобы слухи ослабляли арийский дух немца.

— Я подготовил распоряжение, — сказал Гиммлер, воинственно поблескивая стеклышками пенсне. — Мой фюрер, недавно я принимал участие в ликвидации одного из транспортов в Освенциме, и это произвело на меня тяжелое впечатление. Наши ветераны, которые служат в лагерях, очень страдают, когда им приходится ликвидировать женщин и детей. Все они имеют семьи, и участие в таких акциях негативно сказывается на их психике. Возможно, все слухи рождаются именно вследствие этого. Согласно моему распоряжению, семейные работники не должны привлекаться к подобным акциям, мы должны щадить их нервы. А провокаторы… Провокаторы будут наказаны, мой фюрер!

Фюрер неопределенно хмыкнул, и Гиммлер понял, что его опередили и вождь все знает о его участии в акции, и знает это не из доброжелательных источников. Бледное и обычно бесстрастное лицо Гиммлера побагровело от негодования. Гитлер заметил это и, не желая ссориться с руководителем службы имперской безопасности, примирительно сказал:

— Но вы, как всегда, правы, Генрих. Люди устали, их надо беречь. Война возложила на СС нечеловеческие нагрузки. Давайте отвлечемся. Хотите анекдот?

И он рассказал, как к партайгеноссе Борману пришли вступать в партию два жида. Один из них был обрезанным, а другой сохранил верхнюю плоть. Партайгеноссе остроумно отказал одному на основании того, что он был обрезанным, а потом и другому за то, что тот не обрезался вовремя.

Они немного посмеялись и перешли к текущим делам.