Клиффорд Саймак - Исчадия разума

– Но ведь без транспорта нам все равно крышка! – вскричал министр сельского хозяйства, до той поры молчавший. – Люди, лишенные подвоза продовольствия, начнут голодать. Прекращение перевозок промышленных товаров приведет к остановке бизнеса…

– А интересы армии! – взвизгнул генерал. – Ни самолетов, ни танков, коммуникации перерезаны…

– Вы еще ничегошеньки не видели, – объявил дьявол. – В следующий раз я наложу запрет на колесо. Колеса просто перестанут вращаться. Не останется ни фабрик, ни велосипедов, ни роликовых коньков, ни…

– Мсье дьявол, – крикнул президент, – прошу вас высказываться потише. Прошу всех высказываться потише. От того, что мы орем что есть мочи, нет никакой пользы. Проявим благоразумие. У меня назрел еще один вопрос. Вы сказали, что вы это сделали. Не скажете ли вы нам, как вы это сделали?

– Ну как, как, – начал дьявол и запнулся, – просто сделал, вот и все. Приказал, чтоб это случилось, оно и случилось. Я многое делаю именно таким способом. Вы же сами вложили в меня этот способ, выдумали его, описали его, без конца говорили о нем между собой. Дьявол может все, что угодно, при одном-единственном условии – если творит зло. Очень сомневаюсь, что мне удалось бы с таким же успехом творить добро…

– Заклятье, джентльмены! – провозгласил я. – Единственное объяснение случившемуся – заклятье. И не пеняйте на это дьяволу – мы сами придумали заклятье, как и все остальное.

Старичок, выступавший от имени ученых, тоже оказался на ногах. Он сжал кулаки и, пошатнувшись, поднял их над головой.

– Заклятье? – пискнул он. – Не может быть никакого заклятья! Нет таких законов науки…

Он хотел продолжить, но задохнулся, постоял минутку в надежде вновь обрести дыхание и дар речи, не справился с этим и сдался, бессильно опустившись обратно в кресло.

– Наверное, нет, – согласился дьявол. – Но при чем тут законы науки? Что мне за дело до науки? Мой следующий шаг – колесо, потом электричество, а потом, надо полагать, огонь, хотя так далеко в будущее я еще не заглядывал. А когда это будет выполнено, назад к феодализму, к старому доброму средневековью, ко временам простого честного мышления и…

– Теперь, сэр, – вмешался президент, – если вы покончили с угрозами, разрешите еще вопрос.

– Мой превосходный сэр, – ответил дьявол в тон, изо всех сил стараясь быть вежливым, – я отнюдь не угрожаю. Я просто заявляю, что еще может быть сделано и будет сделано, и вы…

– Но зачем вам это нужно? – поинтересовался президент. – Чем вы недовольны? На что жалуетесь?

– Жалуюсь! – заревел дьявол, вспылив и мгновенно забыв о вежливости. – Вы еще спрашиваете, на что я жалуюсь! Хортон Смит, раненный при Геттисберге, сражавшийся голыми руками с Дон Кихотом, гонявшийся за злобной ведьмой по страшным чащобам, уже обрисовал перед вами мои печали. – Тут он одумался и в знак доброй воли снизил голос с рева до обычного рычания. – Некогда наш мир был населен отважным народцем. Одна его часть была честной и искренней в своей добродетели, другая честной и искренней в служении злу. Не стану скрывать, друзья мои: я был и остаюсь в числе служителей зла. Но по меньшей мере мы сознавали свое назначение и вели достойную жизнь – добрые и злые, феи и бесы в равной мере. А кого нам навязывают сегодня? Я скажу, кого. Крошку Эбнера, Чарли Брауна и опоссума Пого. Сиротку Энни, Дэгвуда Бамстеда и двойняшек Боббси. Хорейшо Элджера, мистера Мэгу, фею Динь-Динь, Мики Мауса, безмозглого Хауди Дуди…

Президент попытался жестом остановить его.

– Полагаю, вы очертили проблему с достаточной ясностью.

– Ни у кого из них нет характера, – не унимался дьявол. – Ни в ком из них не чувствуется ни вкуса, ни стиля. Все они пресны, как вата. Ни по-настоящему злобных, ни по-настоящему добрых – от той доброты, что в них якобы заложена, выворачивает желудок. Спрашиваю вас со всей искренностью: мыслимо ли с таким контингентом выстроить толковую цивилизацию?

– По правде сказать, – вклинился министр здравоохранения и т.д., – этот джентльмен – не единственный, у кого выворачивает желудок. Просто поражаюсь, чего ради мы принимаем участие в этом балагане…

– Потерпите еще минуту, – произнес президент. – Я стараюсь разобраться, что к чему. Пожалуйста, проявите терпение.

– Вероятно, – заявил дьявол, – вам хочется выяснить, что вы можете предпринять.

– Совершенно верно, – согласился президент.

– Вы можете положить конец этим глупостям. Можете остановить интервенцию крошек Эбнеров, Хауди Дуди и Мики Маусов. Можете вернуться к прямым и честным фантазиям. Можете придумать существа, исполненные настоящей злобы, и другие существа, исполненные подлинной доброты, и можете поверить в них…

– Никогда во всей моей жизни, – вскричал министр сельского хозяйства, поднявшись на ноги, – я не слышал такого позорного предложения! Он предлагает контроль над мыслями! Он предлагает нам диктовать характер развлечений и зрелищ, душить художественную и литературную творческую свободу! Но даже если бы мы согласились на это, каким образом это осуществить? Можно ли представить себе такой закон или президентский указ? Пришлось бы развернуть специальную кампанию, секретную, совершенно секретную, – хотя, на мой взгляд, ее все равно не удалось бы удержать в секрете более трех дней. И даже если бы удалось, потребовались бы миллиарды долларов и годы настойчивых усилий самых хитроумных экспертов Мэдисон-авеню – а толку, уверен, все равно не вышло бы никакого. Нынче не средние века, которые, по-видимому, приводят этого джентльмена в такой восторг. Мы не можем заставить наш народ или другие народы мира заново поверить в дьяволов и чертей, да и в ангелов тоже. Предлагаю считать дискуссию законченной.

Слово взял министр финансов.

– Мой коллега, – сказал он, – принял данное происшествие чересчур серьезно. Я лично и, подозреваю, многие другие в этой комнате не в силах отнестись к услышанному даже с минимальным доверием. Принять эту смехотворную концепцию, пусть гипотетически, и обсуждать ее, по-моему, унизительно и несовместимо с нашим достоинством и общепринятыми правилами.

– Слушайте! Слушайте! – возопил дьявол.

– Мы сыты вашими выходками по горло, – обратился к нему директор ФБР. Не в духе американских традиций, чтобы государственный совет выслушивал потоки оскорбительной и злобной чепухи, да еще из уст кого-то либо чего-то, кому и чему, в сущности, нет места в действительности.

– Прекрасно! – взъярился дьявол. – Нет места в действительности, говорите вы? Я покажу вам, олухи, что почем. Колесо, затем электричество, а потом я вернусь и у нас, быть может, появится лучшая база для откровенных переговоров. – С этими словами он потянулся и схватил меня за руку. – Мы удаляемся!..