Далия Трускиновская - Бессмертный Дим

— Когда-нибудь я все расскажу тебе, — пообещала Эва, — сама расскажу, без всяких погружений. Как я все это вижу. Но сперва я должна понять в себе что-то очень важное, чтобы и другие поняли…

Рано утром Хьюнг вызвал меня на связь. Я доложила о благоприятном прогнозе лечения. Но на душе кошки скребли и похвала не радовала — я отлично знала, что не заслужила ее. Догадывалась я также, что перелом, произошедший в Эве, может, и начался в «хижине», за круглым столом, но состоялся в лесу, и — «под чутким руководством» Дима!

Два дня мы с Эвой занимались всеми положенными процедурами оздоровляющими, укрепляющими, стимулирующими и так далее. По вечерам удирали к Бессмертным. Бессмертные по своей системе, обратившейся в Ритуал, слушали музыку в определенных позах и самоуглублялись. Мы с Эвой тоже усаживались к ним на ковер и молчали вместе с ними. Дим время от времени что-то советовал Эве. Надо мной взял шефство Алик — должно быть, по просьбе Дима, чтобы я как можно меньше мешала.

А к вечеру третьего дня, когда уже пора было собираться в гости, Эва пропала, и искать ее в темнеющем лесу не имело смысла. На Ритуал ни она, ни Дим не явились.

Оставалось ждать. Конечно, я могла выловить ее по «малой тревоге», но сразу бы обнаружились и наши визиты к Бессмертным, и незаконное получение жетонов. Даже страшно подумать, как бы нам за эту авантюру досталось, и неизвестно, кому больше — мне или Фернандо…

Вот я и ждала. Прилегла в ее комнате на постель, зарядила в кристаллофон кубик с каким-то развлекательным концертом, и ждала.

Разбудил меня поющий голос, который я спросонья восприняла как продолжение концерта. Вслушалась — и проснулась вмиг. Пела Эва, первый раз со времени нашего знакомства. И что она пела?.. Балладу!

— Ты поди замени благородство и честь своенравного верного друга!..

Мягко шлепнулись на ворсолан ее белые туфельки; раздеваясь она кружилась по комнате.

— Если ждешь ты финала, так вот он, изволь! Но услышишь — и вдруг промолчишь ты…

Тут Эва все же заметила, что на ее постели кто-то лежит, опустилась передо мной на корточки и пропела шепотом, как Бессмертный Саша тогда, на веранде:

— Не встречался ль тебе синеглазый король, в седине, но с повадкой мальчишки?

— Встречался, — ответила я. — Этому твоему королю надо бы по шее дать за ночные гуляния. В двести лет такое вытворять… Что за нелепый человек!

— Он не человек, а птица, — совершенно серьезно объяснила Эва. — Мы по ошибке приняли его за человека. Да ты только посмотри на его нос!

— Птица?..

— Особенно, когда он вдруг спросит «что?» и заглянет в лицо. Спросит как клюнет. Совершенно птичье слово и птичье движение.

— Так… — сказала я.

— У меня прямо ноги отнялись. Я давно так много не ходила. И знаешь по каким-то тропкам, глина скользит, каблуки подворачиваются, в траве кто-то пропыхтел вот так — чуф-чуф-чуф! Дим побежал следом, потом позвал. Смотрю — сидит на корточках, кого-то гладит и говорит — не бойся, он колючки прижал. Представляешь — ежик!

— Представляю… — сказала я.

Не стой передо мной девушка, которая месяц назад пыталась покончить с собой, и не воротись она со свидания с двухсотлетним прапрапрадедом, я бы могла подумать, что она попросту влюбилась в Дима…

— Да, пока не забыла, он просил передать, что хочет тебя видеть.

— Зачем?

— Не знаю.

— По-моему, этот безумный Дим в тебя влюбился, — не выдержала я.

— Да ему же двести лет! Разве можно в двести лет влюбляться? — изумилась Эва. Видно, предельным возрастом для такого дела она считала двадцать восемь…

Я не стала ей говорить о том, что с людьми случаются, как правило, именно непредвиденные вещи. Но Диму все же придется объяснить ситуацию…

Так я и сделала. И даже не пришлось проявлять для этого какую-то инициативу. Дим сам потребовал именно информации о болезни Эвы.

— Вам же рассказывал Фернандо перед нашим приходом, — сдипломатничала я.

— Да, сказал, что девочка перенесла тяжелое потрясение, что мы должны отнестись к ней со всей чуткостью. Отец у нее в дальней разведке, мать почему-то не может прилететь с межпланетной, так что от нас потребовали родственных чувств, по всей видимости. Ну, с девочками было легче — Эва им вроде любимой внучки. Маша учит ее вязать, Диана — варить цукаты, Леночка — составлять картинки из всяких сушеных цветов и трав. Полтораста лет назад это было в моде. А я хочу знать, что с Эвой на самом деле.

Он упорно смотрел мне в глаза своими отчаянно-синими… Ладно! Дим хочет ответа — Дим получит ответ!

— История, конечно, странная и неприятная, — сказала я, — но будем надеяться, что без серьезных последствий. Эва пыталась покончить с собой из-за несчастной любви.

Он нисколько не удивился.

— Да, она такая… — странно усмехаясь, сказал Дим. — Это в ней есть. Способность так любить… Даже удивительно в ваш век…

— Поэтому, Вадим Петрович, — совершенно официально заявила я, мы с вами должны как можно осторожнее обращаться с Эвой. Она, как вы сами заметили, человек не нашего века, она очень впечатлительна, неконтактна, и потребуется время, чтобы она окончательно пришла в себя. Не надо беспокоить ее понапрасну.

— Почему же? — возразил Дим. — А, может, ей теперь необходимо именно беспокойство? Не собираетесь же вы, в самом деле, оставить ее наедине с воспоминаниями о том поганце, из-за которого?..

— Не собираемся, конечно! Скоро курс лечения будет окончен, Эва покинет институт, поедет работать, встретится с новыми людьми. Все должно идти естественным путем.

— Но сейчас-то ей нужна помощь! — настаивал Дим.

— Мы и оказываем ей помощь — вы, я, все…

— Да не такая, не медицинская…

— И медицинская тоже! Эва была в состоянии депрессии — мы это состояние сняли. Гиподинамию, которой иногда страдают межпланетчики, тоже устранили. А психогигиеническую помощь позвольте уж осуществлять мне.

— Весь вопрос в том, от чего вы собираетесь спасать ее, — перебил меня Дим. — От способности остро и ярко воспринимать мир, жизнь, чувства? От способности ощущать боль? Да ведь она может быть счастлива только на краю бездны, когда все обострено до предела! А если этого края не будет, она всю жизнь станет по нему тосковать, потому что однажды там уже побывала!

— Я очень благодарна вам и всем Бессмертным за содействие, но хотела бы сама контролировать состояние Эвы, — удивительно, как это мне удавалось сохранять официально-благожелательный тон! Я-то знала, насколько он прав, но согласиться с этим отчаянным Димом — значило выпустить его на свободу, и поди знай, какие невероятные решения созреют в его буйной серебряной голове…