Татьяна Орловская - Ниша забытой жизни

Он резко отстранил голову, стараясь не изобразить на лице того чувства брезгливости, которое испытывал. Опыт уже подсказывал: малейшее изменение мимики - и последует быстрая реакция. Возможно, самая неожиданная. Правда, пока эти существа расположены к нему, но... Сила каждого из них явно превосходит его физические возможности.

Франсуа, как мог, изобразил на лице радость и подставил ладонь. Тот понял его жест, ягода оказалась у Франсуа. Старик выразительно облизнулся и громко сглотнул слюну. "Ага! Дескать, угощайся, не пожалеешь..." И Франсуа рискнул...

Отвратительный вкус сдавил горло. Приторный, горьковато- сладкий... Он узнал его, но было поздно... Дыхание сбилось, тяжелый запах мутил сознание. "Что это? Еще одно обезьянье лекарство?" Он почувствовал, что клонится на бок. Сейчас рухнет... Франсуа вздрогнул, попробовал собраться, и в этот момент все исчезло...

ОБЕЗЬЯНА С СЕРЫМИ ГЛАЗАМИ

Франсуа пригнулся к гриве коня и пришпорил. От раскаленного добела неба щемило глаза. Рядом мелькали в галопе копыта - его спутник не отставал. Но эти быстроногие дьяволы! Словно у них не мышцы, а пружины! Он вытянул руку и попытался навести револьвер на один из бегущих впереди силуэтов. Они были так тонки, что, казалось, растворялись в струях поднимающегося от песка жара.

Выстрел!.. Нет, это стрелял не он. Его руки по-прежнему дрожат над холкой коня. Франсуа осаживает его.

"Вернемся, Боб! - кричит он спутнику. - Я чертовски хочу есть!"

Тот оборачивается. На его лице досада. Еще бы: Ставс редко промахивался. Если б не этот дикий зной!

"Есть? - вопит Ставс. - Ты с ума сошел! Они же могут уйти..."

... - Есть! - заорал Франсуа и зажмурился. Яркое небо в амбразуре пещеры слепит. Как? Он опять здесь, в каменном мешке? Но только что он мчал галопом по Калахари в какой-то жуткой погоне? В руке его был... Да, правая рука напряжена, и пальцы неестественно скрючены. Будто и вправду какой-то невидимый предмет зажат в ладони. Франсуа прекрасно помнил, что секунду назад держал наган. Да-да, прекрасный образец конца прошлого столетия. Отец очень гордился им. Это было изобретение его соотечественника.

Чушь какая-то! Франсуа видел этот наган очень давно, ребенком. Потом отец подарил его кому-то. Кажется, Бобу Ставсу, старому другу, с которым промышлял в молодости... Ах вот что? Все это приснилось Франсуа! Но если так, почему только что пережитая сцена так реальна, будто действительно была когда-то? Когда-то... Ну да! Ведь вместе с Франсуа был молодой Ставс. И вообще охота на аборигенов напоминала отцовские рассказы о той поре, когда слыл он сухопутным пиратом.

Только сейчас Франсуа заметил, что сидит. Значит, он очнулся почти в той же позе, в какой разговаривал со своим спутником. Он даже помнил, что последнее слово прокричал уже здесь, в пещере: "Есть!" Нет-нет, оно звучало иначе... По- французски? Нет! Святая Мария! Ведь они говорили со Ставсом на валлонском диалекте! [Валлонский диалект - диалект, на котором говорили в Южной Бельгии.] Но он не знает этого языка... И никогда не видел молодого Ставса. Это могло случиться с отцом, но не с ним...

Странный сон. После него остались два чувства - досада от промаха и голод. Второе, пожалуй, сильнее.

Франсуа зачерпнул пригоршню воды из каменной чаши и вдруг увидел, что рядом с нею лежат какие-то плоды. Попробовал дотянуться. Не получается. И он зарычал от злости и голода. Этот рык, хриплый и хищный, испугал Франсуа. Он узнал его. Это был голос отца. А вспенившаяся злоба шла оттуда, из сновидения. Досада охотника, упустившего жертву в песках Калахари. Она прорвалась сюда, в иное время, иную реальность, вместе с раздражением от того, что не достал он эти плоды. Но это был не он - другой человек.

Значит, там, во время охоты, был не Франсуа, а тот, чей голос испугал его только что? Его отец. Возможно ли, чтобы дух живого отца переселился в сына и перенес его в далекое прошлое, когда Франсуа и на свете-то не было! А ведь случилось именно так. Сейчас Франсуа был почти уверен, что с того момента, как Ву втолкнул в него эту отвратительную ягоду, и до истошного вопля "Есть!" он находился в прошлом молодого Лебера Удачника. В прошлом, которое могло сохраняться только в отцовской памяти.

Он опять припомнил то чувство, которое осталось от сна, - злость охотника, упустившего жертву. Нет, это не его чувство. Но оно очень свойственно отцу. Франсуа представил старого Лебера здесь, в пещере, в плену у полуобезьян, куда более диких и отсталых, чем любое из встречавшихся в Африке племен, и ему стало страшно от того, что рисовало воображение. Он мог поручиться, что это была бы кровавая сцена.

Но может быть, так было и с ним? Что он помнил о своем появлении здесь?

Франсуа взглянул на раны. И обомлел. На них не было листьев. Опухоль спала, ссадины и порезы покрылись плотными корочками. Он почти не чувствовал боли. Только на спине что-то стягивало кожу, будто пластырь.

А если попытаться встать? Нет, сначала он возьмет это... Франсуа потянулся к фруктам. Ел жадно, не чувствуя вкуса.

...Когда наконец поднялся, в пещеру вполз сумрак. Свет в проеме притягивал, как магнит, но ослабевшие ноги натыкались на камни и выступы. Пришлось пробираться, цепляясь за стену. Кружилась голова. Но Франсуа упрямо двигался к цели.

Вот он - край каменного мешка!

Перед глазами открылась картина... которую он уже видел!

Которую они видели! Он и Питер... После заката, когда солнце ослепило их... Вспомнил!

Это случилось на третий день после того, как Йоргенс нашел свою "малютку". Они поднимались по каменистому склону и к вечеру уперлись в сплошную стену гигантских базальтовых глыб.

"Заночуем здесь, - сказал Франсуа. - Все равно дальше ходу нет".

Над ними еще полыхало небо в лучах невидимого солнца. Хаос массивных камней загораживал горизонт. Надо было пользоваться остатком дня, чтобы разбить лагерь.

"Подожди, я попробую взобраться, - отозвался Питер. - Узнаю, что там, за этим завалом".

"Сюда, Франсуа! Лезь сюда!" - услышал он минут через пятнадцать.

Пит стоял на четвереньках на вершине каменной пирамиды. Прихватив на случай ружье, Франсуа стал карабкаться к другу.

За каменной грядой находилась долина, закрытая сверху густой шапкой деревьев. С долины, уже окутанной вечерней темнотой, несло теплом и паром, как от живого тела. Она была наполнена безмолвием и ароматом. Солнце лежало на противоположном краю каменной чаши, укрывавшей этот изумрудный мир. Его лучи скользили над долиной.

"Прыгаю! - услышал Франсуа, и через минуту снизу раздались чертыханья. Бросай ружье! И мягкой тебе посадки!"

Едва ноги коснулись земли, как Франсуа почувствовал, что она двинулась. Он сползал вместе с грунтом, не успев подняться. В полутьме увидел, как, взметнув руки, Питер пронесся мимо, утопая в потоке мелких камней. Все вокруг шуршало и грохотало. Что-то больно ударило по коленям...