Артем Белоглазов - И дано будет

Ты сумасшедший, говорила она. Я сумасшедший, соглашался Эрик. Зачем ты якшаешься с белоленточниками, спрашивала Рита. С кем, с кем? – притворно удивлялся Эрик. Не ври мне! Я тебе никогда не врал.

Он шел прощаться.

Здесь. 2 (Альбер)

– Вы же мечтаете о лучшей жизни? Не для себя, разумеется. Это по-мещански мелко, недостойно. Вы стремитесь к общественному устройству, где нет дикого расслоения на бедных и богатых, нет чиновничьего произвола, где государство не перекладывает свои проблемы на плечи граждан и власть не узурпирована бандой мошенников и олигархов. Где развиты социальные лифты, нет кастово-обособленной элиты и даже президент не является неприкосновенным. Где, как ни пафосно это звучит, торжествуют закон и справедливость.

– Допустим. – Эрик напрягся: собственные мысли в чужом исполнении и впрямь звучали пафосно. Признаться, он растерялся. Человек явно не из конторы и не от «соратников» по борьбе. От кого же?

Эдвард как-его-там наставил на Эрика указательный палец, безупречному маникюру позавидовала бы любая модница:

– Позвольте цитату. «Стучите, и отверзнется. Просите, и дано будет». У нас есть дверь, у вас – в том числе у вас – ключ. Просьба услышана. Вы готовы к обсуждению условий?

По пути к гостинице Эрик заскочил в цветочный магазин, где четверть часа расспрашивал продавщицу, выясняя, что лучше подарить девушке – гортензии, фиалки или герберы. Его интересовало все – от размера горшков до ухода и поливки. Она обожает цветы, говорил Эрик, просто без ума от них, понимаете? Сколько будет стоить доставка? Я загляну на неделе. Держите задаток.

Выйдя через черный ход – с любезного разрешения продавщицы, Эрик тормознул убитый «Форд» и кварталов пять ехал в обществе двоих бритоголовых подростков, думая о том, был ли хвост или ему показалось. Юнцы жевали жвачку, двигая челюстями под гремевший из динамиков рэп; в их стеклянных глазах плавало равнодушие. На Эрика они обращали внимания не больше, чем на пустое место. Водитель ни с того ни с сего попытался толкнуть ему корабль «дури» – «недорого, брат, улетный ганджубас, отвечаю».

– Убери, – жестко отрезал Эрик, и водитель так же равнодушно продолжил путь. – Высадишь на перекрестке, – буркнул Эрик, кладя сотку на приборную панель. От перекрестка он двинулся обратно, долго кружил по грязным улочкам и, получив порцию брызг от затянутого в кожу мотоциклиста, обозвал себя мудаком. Убедившись, что слежки нет, поужинал в пивнушке на углу – там подавали неплохие сардельки; из туалетной кабинки, под шум воды, позвонил Лукасу. Депутат долго не брал трубку, наконец Эрик услышал: у аппарата. Лукас нервничал, иначе бы не ответил кодовой фразой. Да у него, похоже, проблемы. Хреново. Значит, хвост не привиделся, значит, снова переезжать.

– Спрут шевелит щупальцами, – сообщил Эрик. Отбой. Телефон Арбера могли прослушивать. Отключив мобильник, покинул туалет и торопливо зашагал к гостинице.

В номере ждал сюрприз, в целом угадываемый, но довольно-таки странный.

«Он точно по мою душу?» – изумился Эрик. Визитер с насмешкой смотрел на Эрика, мол, по твою, по твою. Рыжие стрелки усов, эспаньолка, шляпа с высокой тульей и загнутыми полями, драповое полупальто, туфли с пряжками. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, будто актер, скучающий в гримерке, перед выходом на сцену. Лицо, впрочем, не соответствовало. Лицом он скорее напоминал юриста, вежливо-холодного и скользкого, такого, знаете ли, крючка, как сказали бы век назад. В остальном создавалось впечатление, что посетитель слегка ошибся эпохой.

Если он собирался произвести подобный эффект, он его произвел.

– Опустим вопрос, как вы сюда попали, – с неудовольствием процедил Эрик. – Во-первых, вы чересчур беспардонны, а я не люблю наглецов. Во-вторых, если вы от Александра Реймерса или Рудольфа, передайте им, что я не нуждаюсь…

– Лучше опустите пистолет, – миролюбиво заметил гость.

Эрик хмыкнул:

– Я сам решу, что делать.

Гость зевнул, деликатно прикрыв рот.

– У вас предохранитель не снят.

Чертыхнувшись, Эрик убрал оружие. С грохотом поставил стул напротив кресла, где расположился незнакомец; оперся о спинку, не спеша садиться. Зря он бродил по улицам, соблюдая конспирацию, переиграть ищеек не удалось. Наверняка Рудольф с Александром что-то пронюхали и подослали этого, хм, типа. Каков наглец, а? Выследил, выспросил, дал на лапу портье, коридорному и преспокойно ждет! Последнее время Эрик снимал номера в дешевых гостиницах, переезжая каждые три-пять суток. Деньгами его снабжал Лукас. Эрик догадывался: с депутатом от либеральной партии Арбером Лукасом можно вляпаться по-крупному. Но идеи Лукаса ему импонировали.

– Дружище, – басил Лукас за бокалом коньяка, – истинно народная, прямая демократия… Понимаешь?

Эрик впитывал болтовню депутата, проникаясь доступной и броской риторикой. Авторитетный лидер, борьба с коррупцией и бюрократией… Накачавшись коньяком, Лукас вещал с одержимостью пророка.

Гость, чуть покачивая туфлей, смотрел на Эрика с прежней непонятной насмешливостью; золотая пряжка ярко блестела на свету. Как держится, собака! Ничуть не боится. Ткнуть бы ствол в бесстыдную рожу, да, видно, не прокатит.

– Ну? – грубо бросил Эрик.

Визитер учтиво приподнял шляпу:

– Эдвард Альбер, поверенный Госпожи С., чье имя слишком известно, чтобы называть его вслух. Полагаю, если мы договоримся, необходимость в умолчаниях отпадет. Вижу, вас душат вопросы?

Эрик пренебрежительно скривился, мол, начхать, кто ты и что ты. Говори прямо: чего надо?

– Отлично, – сказал Альбер. – Тогда спрошу я.

Здесь. 1 (Эрик)

Отгородившись от посетителей бистро газетой, Эрик наспех проглядывал заголовки, прихлебывая из чашки горячий чай; рядом стояла тарелка с надкусанным бутербродом и недоеденный оливье. «На демонстрации в поддержку оппозиции задержаны десятки активистов». «Для разгона толпы полиция применила водометы и газ». «Премьер-министр заявил об ужесточении правил митингов и шествий».

Что и следовало ожидать. Он вспомнил статью, опубликованную с полгода назад в «Национальном обозрении». Летом журнал прикрыли. «Ни протесты, ни уличные беспорядки, ни даже террор не в силах свергнуть режим. Максимум, чего добьются протестующие, – мелкие уступки; власть кинет их обществу, точно кость голодному псу. Кость раззадорит пса, и тогда на фоне якобы новых демократических свобод режим еще крепче закрутит гайки. Потом гражданская активность пойдет на спад, протест утонет в болтовне, заглохнет, развалится и окончательно стухнет. Полумеры не дадут результата, компромиссы вредны; бороться надо до конца. Насмерть. Или революция сметет насквозь прогнившую, преступную власть, или режим добьет страну, отняв у народа будущее, как уже отнял прошлое и настоящее». Автор статьи попал в яблочко.