Роберт Силверберг - Что-то ужасное вырвалось на волю

У взие не было выбора. Продолжать попытки установления контакта с людьми было его единственной надеждой выжить. Взие осторожно и робко взялся за поиски нового чувствительного мозга. Этот заблокирован. И этот. И эти. Ни малейшей лазейки!

Взие начал склоняться к мысли, что все эти барьеры только для того и придуманы, чтобы не допустить воздействия на мозг чужеродного разума или же оградить человека от ментоконтакта любого рода, включая контакты с другими людьми. Однако взие не замечал подобных контактов между людьми ни на корабле, ни здесь. Что за странная раса!

Может быть, имело смысл проверить разные этажи здания? Взие проскользнул под запертую дверь и по служебной лестнице пробрался на следующий этаж. Снова начал свои поиски. Закрытый мозг здесь. И здесь. И здесь. А вот открытый. Взие приготовился к посылке своего сообщения. Безопасности ради он снизил энергию передачи, выпустив лишь маленький мысленный пучочек:

- Вы слышите? С вами говорит попавшее в беду внеземное существо. Оно просит помощи. Желает...

Ответом было резкое, жалящее чувство недовольства, бессловесное, но несомненно враждебное чувство. Взие поспешно отступил. Он испуганно ждал, что сейчас последует еще один конец. Нет, человеческий мозг продолжал функционировать, хотя и не был больше открытым, он окружил себя обычным барьером. Удрученный, упавший духом взие пополз в сторону. Снова неудача. Хотя бы секунда осмысленного ментоконтакта! Неужели нет никакого способа связаться с людьми? Взие мрачно продолжил свои поиски чувствительного мозга. Что еще ему оставалось делать?

7.

Визит в карантинный блок отнял у доктора Мукерджи сорок минут от утреннего обхода. Это его немного раздосадовало. Он не винил карантинщиков за то, что они так забеспокоились из-за рассказа космонавтов о хронических галлюцинациях, но он не считал, что эта загадочная история настолько серьезна, что стоило его вызывать с такой поспешностью. Что там такое с этими космонавтами - это скоро выяснится; к тому же они надежно изолированы от остальной части космопорта, Накадаи следовало бы сделать небольшой анализ, прежде чем вызывать его. Вместо этого было отнято время у его пациентов.

Мукерджи начал свой запоздалый утренний обход, напоминая себе, что ему следует успокоиться: ни для его пациентов, ни для него самого не будет ничего хорошего в том, что он явится к ним взволнованным и раздраженным. Он должен быть целителем, а не источником беспокойства. Он заставил себя потратить несколько секунд на ритуал успокоения. Входя в дверь первой палаты, где лежала Сатина Рэнсом, он уже полностью расслабился и был дружелюбен.

Сатина лежала на левом боку с закрытыми глазами: хрупкая шестнадцатилетняя девочка с тонкими чертами лица и длинными, мягкими золотистыми волосами. Ее окружала паутина мониторной системы. Она была без сознания вот уже четырнадцать месяцев, двенадцать из них здесь, в неврологическом отделении больницы космопорта и последние шесть - под наблюдением Мукерджи. Ее родители решили отметить начало каникул тем, что взяли ее на один из курортов Титана; было как раз самое лучшее время, чтобы полюбоваться кольцами Сатурна; с большим трудом им удалось выбить разрешение на посещение заповедника в Куполе Галилея, и они оказались там в тот злополучный день, когда сильнейшее титанотрясение разрушило купол и вышвырнуло тысячу туристов в ядовитую метановую атмосферу ледяного спутника Сатурна. Сатина оказалась одной из тех, кому повезло: она не успела вдохнуть и пары раз, как экскурсовод, с которым она как раз разговаривала, надел ей на лицо кислородную маску. Она выжила. Из ее родных не выжил никто. Но сознание так и не вернулось к ней с самого момента катастрофы. Она впала в кому. Тщательное обследование, проведенное на Земле, показало, что, попав внутрь, метан не мог привести к сколько-нибудь серьезным повреждениям мозга; с ее организмом не произошло ничего страшного, но она боялась просыпаться. Это была реакция на шок. Мукерджи был уверен, что она предпочла бы проспать всю жизнь, нежели возвращаться к кошмарной для нее яви. Он научился поддерживать с ней телепатическую связь, но не мог излечить ее от вызванной катастрофой травмы, вернуть ее в мир настоящего.

Он начал подготовку к контакту. Для него телепатия не была легким, самим собой получающимся явлением, "чтение" мыслей было напряженной работой, настолько же трудной и выматывающей, как кросс или запоминание длинного отрывка из "Гамлета". Вопреки опасениям некоторых, он не был способен с первого же взгляда прочесть чьи-то потаенные мысли. Для того, чтобы достичь другого мозга, он должен был пройти предварительную процедуру "разогрева" и проникновения, и, даже тогда настроиться на чью-то "длину волны" было довольно долгим делом. Связная информация доходила до него только с девятой или десятой попытки. Двенадцать поколений Мукерджи обладали этим даром, поддерживаемым скрупулезно рассчитываемыми браками, чтобы сохранилось благоприятное сочетание генов. Он был одареннее своих предков, хотя понадобилось бы столетие или два, чтобы среди Мукерджи появился настоящий телепат. У него все-таки была прекрасная возможность использовать свой талант для мозгового контакта, что он и делал. Он знал, что многие члены его семьи в былые времена были вынуждены скрывать свой дар от окружающих, даже в Индии, иначе их причислили бы к вампирам и оборотням и изгнали бы из общества.

Он мягко положил свою смуглую руку на бледное запястье Сатины. Физический контакт был необходим для того, чтобы упрочить ментальную связь. Он сконцентрировался на проникновении. После нескольких месяцев телетерапии ее мозг был чувствителен к воздействию. Он мог пропускать промежуточные ступени и соединяться с ее мятущейся душой сразу же после разогрева. Глаза его были закрыты. Он видел сгусток серовато-лилового тумана: мозг Сатины. Он сблизился с ним и легко вошел внутрь. Из глубин ее сознания выплыл вопросительный знак.

- Кто это? Доктор?

- Я. Как ты себя чувствуешь, Сатина?

- Хорошо. Совсем хорошо.

- Как тебе спится?

- Здесь такой покой, доктор.

- Да. Могу себе представить. Но видела бы ты, как хорошо здесь. Прекрасный летний день. Солнце в голубом небе. Все в цвету. Подходящий день, чтобы искупаться, а? Ты любишь купаться? - он сконцентрировал всю свою силу на картинах купания: холодный горный поток, глубокий водоем, куда обрушивается белопенный водопад, восхитительный холодок внутри, когда уходишь в глубину, хрустальные струи, с журчанием обегающие теплую кожу, смех друзей, всплески, быстрое и сильное течение, несущее ее к другому берегу...

- Мне здесь лучше, - ответила она.