Ли Киллоу - Разделённый дом

Мне хотелось разломать этот стул на куски, но я сдержал свое раздражение.

— Это еще не означает того, что она хочет все перевернуть.

Аманда сжимала и разжимала пальцы рук, лежащих на коленях.

— Раньше, когда ей надо было появиться в мое время, она оставляла мне записки. Сейчас я ничего не нашла, только влажное полотенце в ванной. Вчера оно было сухим. Если она ворует мое время по минутам, то кто может помешать ей сделать это по часам, дням и, наконец, забрать у меня все. Я не знаю, что делать, Мэттью. Как с ней бороться? — Она умоляюще посмотрела на меня.

Я тяжело вздохнул, не зная что отвечать.

— У меня есть знакомая психиатр. Она приезжает сюда на уик-энды. Можно обратиться к ней.

— Нет! — Аманда резко встала. Ее пальцы, сжимавшие шаль, побелели от напряжения. — Она обязательно попытается объединить нас в единое целое.

Я поднялся и осторожно взял ее лицо в руки.

— Разве это будет так страшно? Все время будет только твоим.

— Но ведь я… Я только часть того… что есть в Селене.

Она отодвинулась от меня и покачала головой.

— Это невозможно. Я этого не вынесу. Я не могу существовать иначе, чем сейчас. Мэттью, обещай мне, что скажешь мне, если встретишь Селену. Я должна знать, когда она крадет мое время.

Мне не хотелось обманывать ее, но по-другому было нельзя. Я сделал честное лицо и твердо произнес:

— Обещаю.

Аманда вернулась ко мне, спрятала лицо на моей груди.

— Ты — единственный, кому я верю. Тебе и отцу.

Не знаю, было ли мое лицо таким же виноватым, как я себя чувствовал, но на всякий случай поблагодарил Господа, что она не может его видеть.

Она шевельнулись в моих руках, тело ее напряглось, запрокинув голову, поцеловала меня.

Отстранившись, я пристально посмотрел на нее и прошипел:

— Селена, что ты здесь делаешь? — Мне показалось, тебе надо говорить с нами обеими.

Она выскользнула из моих рук и свернулась клубочком на стуле. Тени вокруг нее сгустились, все пространство заполнил пульсирующий голубой свет. В одежде Аманды она выглядела неестественно. Было видно, как сгустки энергии перекатываются у нее под кожей.

— Говори, — потребовала она.

— Я собирался сделать это сегодня утром. Что я скажу Аманде, когда она вернется?

— Мы можем сговориться, и она не догадается, что уходила. Да, спасибо: ты ничего не рассказывал обо мне.

— В следующий раз обязательно скажу. Я не могу ей врать. Все должно прекратиться.

Селена нахмурилась:

— Наши утренние пробежки?

— Абсолютно все: пробежки, плавание, твои тренировки — все. Ты не должна появляться до января.

— Даже мои тренировки? — ее топазовые глаза ярко вспыхнули. — Мне нельзя их прерывать. — Она потянулась ко мне: — Горди, она не живет в это время. Раньше и не замечала, что я его ворую. Я буду осторожна, она не поймает меня.

Я отрицательно покачал головой:

— Ты нарушаешь ваш договор.

— Вовсе нет. Я и так вынуждена отказаться от посещения танцевальных классов на целых шесть месяцев. Ты хоть представляешь, что это значит для балерины?

— Но твое сознание работает постоянно. Ты получаешь от жизни больше эмоций, чем Аманда.

Она фыркнула:

— Думаешь, очень приятно свернуться клубком в ее голове, слышать, видеть и тихо сидеть, ничего не делая. Если я хоть изредка не смогу выходить наружу, то не только мышцы мои атрофируются, но и мозги тоже. Просто сойду с ума.

Она спрыгнула со стула, подошла ко мне и обвила руками мою шею.

— А ты? До января еще целых три месяца. Согласиться не видеть тебя три месяца?

Такое положение меня не устраивало тоже.

— Но что же делать? Я возненавижу тебя, если придется опять лгать Аманде.

Она поморщилась.

— Прошу тебя, надо подождать до января. Тогда мы сможем спокойно встречаться.

Селена тяжело вздохнула:

— Январь — это бесконечно далеко. Ну, хорошо. Поцелуй меня на прощание. И я хочу, чтобы мне было о чем вспоминать эти три месяца.

Прикасаться к Селене было все равно, что дотрагиваться до линии высокого напряжения. Я попал под действие ее энергетического поля и, казалось, даже услышал запах собственных обгоревших нервных окончаний. Незаметно мы перебрались на шкуру перед камином. На этот раз она не сопротивлялась.

Я медленно выходил из состояния послекоитальной расслабленности. Мне стало холодно, из чего понял, что мои нервные клетки еще не все сгорели. Селена уже застегивала платье. В поисках одежды я начал нерешительно ощупывать пол.

— Хорошо бы разжечь камин. Ты не возражаешь? — попытался смягчить возникшую напряженность.

Ее волосы растрепались и закрыли лицо. Она отвела их рукой и взглянула на меня. Я окаменел. На меня смотрели не топазовые, а золотые глаза. Ледяным голосом Аманда произнесла:

— С кем Вы разговариваете?

Не в силах что-либо ответить, я тупо смотрел, как она ищет рассыпавшиеся на полу шпильки.

— Надеюсь, Вы не будете утверждать, что со мной, а не с этим зеленым стулом.

Я молча продолжал натягивать брюки.

Наконец она собрала все шпильки. Сев на стул, на котором только что сворачивалась клубком Селена, убрала волосы наверх и, поддерживая их рукой, попыталась закрепить на затылке. На полисенситиве появились желтые и оранжевые крапинки.

— Я зафиксировала время.

Она лишь слегка запнулась, но руки начали дрожать. Стул окрашивался в темные тона и постепенно оранжевый вытеснил желтый. Аманда попыталась воткнуть шпильку на место, но у нее ничего не получалось. После седьмой или восьмой попытки она резко встала, шпильки опять рассыпались по шкуре и полу, подошла к камину. Стоя ко мне спиной, она пристально следила за языками пламени, разгоравшегося внутри него.

— Это продолжалось долго, с того самого момента… с того момента, как я сказала, что верю тебе. Мне было невыносимо больно слушать ее.

— Мы говорили о твоем спасении.

Она резко обернулась:

— О моем спасении?! Мэттью, пожалуйста, не лги мне снова, — В ее голосе зазвучали слезы.

Я растерянно ворошил свои волосы.

— Правда. Я хотел убить Селену, чтобы она не использовала твое время.

— Ты нашел неотразимый аргумент, — она поперхнулась, — выводы мне кажутся неожиданными.

Слезы непроизвольно полились из ее глаз, рука, сжимавшая ручку узорной чайницы, была абсолютно белой.

Чувства боли за нее и своей вины разрывали меня. Ни одна спасительная мысль, способная ее успокоить, не приходила в голову.

— Мэнди…

Я прикусил язык, но было уже поздно. Застонав как раненое животное, она повернулась ко мне. Я не заметил, как в ее руках оказалась кочерга. Размахивая ею, Аманда бросилась на меня.