Роман Афанасьев - Желание

— Ты хочешь уйти отсюда? — Внезапно спросил чернокожий раб.

Стерхбор вздрогнул и оторвался от созерцания черных дрожащих пальцев.

— Да. — Ответил он стараясь, что бы его голос не дрогнул.

— Твое желание велико? — снова спросил раб.

— Желание? — переспросил алхимик.

Его руки скользнули к перевязи на груди. Сам Стерхбор шагнул в сторону, — к кирпичным трубам, что проводили в башню тепло из подвальных топок.

— Смотри. — Сказал алхимик.

В его руках блеснуло стекло. Миг, и пузырек, кувыркаясь, отправился в трубу, из которой шел горячий воздух. За первым пузырьком отправился второй. Потом алхимик стянул перчатки, обнажив молочно белые кисти с синими прожилками вен. Перчатки отправились вслед за пузырьками.

— Через пару минут, — сказал Стерхбор отстраненным голосом, — в подвале будет бушевать пожар. Башня выгорит. Я ничего не оставлю герцогу. Ни капли. Я ухожу.

— Я ухожу. — Эхом отозвался Нубис.

Его рука словно змея метнулась к флакону. Он подхватил стекляшку и единым махом выпил ее содержимое.

Алхимик повернулся и стал вглядываться в лицо раба, ищи признаки изменений. Нубис смотрел прямо вперед собой, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Лоб его покрылся крупными каплями пота, величиной с горошину. Он поднял руку, что бы вытереть пот, но внезапно со стоном уронил ее и схватился за край стола. На его губах появилась серая пена, и раб застонал. Его лицо скорчилось страшной гримасой, по-видимому, он испытал страшные мучения. Алхимик прижался спиной к стене, со страхом наблюдая за лицом Нубиса.

— Ну же! — Крикнул раб, повернувшись к Стерхбору — пей! Иначе будет поздно!

Новый приступ боли заставил его согнуться пополам. Но он не сдался. Рывком он распрямил спину, вытянулся вверх и прошептал побелевшими губами:

— Я ухожу…

Нубиса затрясло, и он свалился за стол, скрывшись из глаз алхимика. Судя по звукам, Нубиса продолжали сотрясать судороги. Да так, что он бился о пол.

Стерхбор не решался посмотреть, что происходит за столом. Странный, первобытный ужас охватил его, заставив волосы встать дыбом на всем теле.

Стук снизу усилился. И стал чаще. Казалось в дверь уже колотили двумя бревнами или что там было у стражников. Алхимик вздрогнул. Из трубы ударила волна горячего как огонь воздуха, — в подвале начинался пожар.

Стерхбор шумно сглотнул и отлепившись от стены шагнул вперед, чтобы посмотреть, что происходит с южанином.

В этот момент, из-за стола ему навстречу метнулся белый комок. Алхимик с криком отпрянул и едва удержался на ногах.

На столе сидела белая сова. Огромная белая сова. Ее туловище было вполовину человеческого роста, а голова даже больше человеческой. Огромные глаза сощурились, наводясь на Стерхбора. Тот снова прижался спиной к стене, не зная, что ему делать.

Сова взмахнула своими широкими крыльями и взметнулась в воздух, неуклюже разворачиваясь, — ей не хватало места. Сделав полукруг по комнате, сова со всего маху ударилась грудью в стекло и, отскочив от него, упала на пол.

Этого Стерхбор уже не выдержал. С пронзительным воплем он метнулся к столу и подхватил оставшийся флакон. Дрожащей рукой он поднес его ко рту и глотнул черной жидкости, отдававшей плесенью. Не обращая внимания на сову, бьющуюся на полу, он проглотил весе пузырек и распрямился, пытаясь понять что происходит.

Сова снова взвилась в воздух и, сделав круг, снова ударилась грудью в стекло. То задрожало, но выдержало. Сова упала на пол.

— Нубис. — Сдавлено позвал алхимик.

Сова развернула голову, обдав Стерхбора пронзительным взглядом.

— Нубис… — Протянул алхимик.

И внутри него вспыхнул огонь. Жар шел от желудка, разбегаясь по жилам все дальше и дальше. Алхимик закричал от боли, но из его горла вырвался лишь жалкий хрип. Он пал на колени, ударившись лицом о столешницу, но даже не заметил этого. Изнутри его пожирало пламя. Но отступать было некуда.

— Нубис! — Завыл алхимик.

Сова широко распахнула свои глаза и алхимик, вынырнув из очередного приступа боли, провалился в эти выпучены зенки.

— Умри! — Требовали они. — Чтобы жить, надо сначала умереть!

— Нубис! — Хрипел алхимик сожженной глоткой.

— Умри! — Требовали огненные глаза. — Только мертвый и есть хозяин своей жизни!

— Жить! Я хочу жить!

— Желание. — Напоминали глаза. — Пожелай умереть! И пожелай жить!

— Жить! — Хрипел Стерхбор. — Вечно жить! Роза! Моя рооозааа!

— Поздно! — Сказали глаза и затянулись мутной пленкой. — Ты опоздал…

Но алхимик уже не слышал этого. Он видел пред собой только свою прекрасную розу. Она плавала в хрустальном кубе, живая и влажная. Алхимик выбросил вперед свои костлявые руки. Лепесток! Только один лепесток! Вот что может спасти его от этого ужасного жара! От этой ужасной боли! Жизнь! В этой розе вечная жизнь!

— Поздно. — Снова сказали глаза белой птицы.

Алхимик тянулся к хрустальному кубу, но никак не мог дотянуться. Его пальцы впивались в деревянную столешницу, оставляя на ней глубокие царапины. В глазах потемнело. Весь мир уменьшился до красного пятна в стеклянном кубе. И остатки жизни, еще державшиеся в уже мертвом теле, тянулись к этому пятну.

Большая белая птица опустилась на хрустальный куб. Ее когти скользили по гладким стенкам. Но птица мотнула своей огромной белой головой и клювом сбросила широкую крышку. Ее когти вцепились в один край куба, крепкий клюв ухватился за стенку, что была напротив. Потом птица забила крыльями, поднимая самый настоящий ветер, и куб сдвинулся с места. Роза, плавающая в прозрачной жидкости, качнулась, словно на невидимых веревочках.

Стерхбор застонал и из последних сил рванулся вперед. Его пальцы коснулись гладкой, хрустальной стенки, но та отодвинулась от холодеющей плоти. Потом куб качнулся, оторвался от стола и пошел куда-то вверх, все больше удаляясь от алхимика. Стерхбор закричал, страшно и пронзительно, выплескивая оставшуюся жизнь на исцарапанные доски стола…

— Свобода! — Пронзительный вопль ударился в стеклянную стену…

Хвостец нервно озирался по сторонам. Прошло уже минут десять с того момента, как его солдаты начали ломать дверь, ведущую в башню. В коридорчике было узко, не развернешься, и поэтому дело шло медленно. Не размахнуться там, не разбежаться…

Десятник ждал на улице. Он не хотел возиться в темнотище, предоставив это своим подчиненным. Сам он предпочитал постоять на солнышке, под бездонно синем небом.

Когда алхимик, нечисть проклятая, не открыл ему дверь дня два назад, десятник не очень огорчился. Надобность в яде отпала, ибо неприятная личность, которая досаждала десятнику, мирно почила намедни с ножом промеж ребер. Правда, внезапно забеспокоился герцог. Какая-то его болячка сильно разболелась и Хвостеца немедленно послали к алхимику. За лекарством. Но и на это раз проклятая нечисть не отозвалась. Ходили к башне по указу герцога каждый день. Наконец «его благородство» не выдержал и приказал снести к такой то матери дверь и посмотреть, не окочурился ли колдун от своих ядов! И вот верные ребята Хвостеца, из его десятка, ломали дверь в башню. Ему же, как начальнику, оставалось только ждать.