Питер Морвуд - Иван-Царевич

— Ась, батюшка? — спохватился он, услыхав, что царь слово молвил.

— Цельный день, говорю, будешь на вино глядеть али все же дашь отцу напиться?

Винным цветом вспыхнули щеки и уши у Ивана. Наполняя второй кубок, едва не расплескал вино.

Царь Александр принял кубок из рук сына и взглядом подобрал каплю, готовую упасть на скатерть.

— Что ж, Ваня, постранствуй, коли охота.

Иван встрепенулся: выходит, отец научился читать чужие мысли, а своих не показывать никому. И немудрено — столько лет стоит человек у власти. В народе про него говорят, что может он перекричать Киевскую Русь, перехитрить крымского хана и переглядеть кота.

Но Иван не собирался целый день играть с отцом в гляделки. Он нетерпеливо ждал, когда же царь Александр к делу приступит.

— Помнится, когда ты мальцом был, все сказки любил слушать да былины про богатырей.

— Да и сам богатырем стать хотел, — подхватил царевич. — Мечтал счастья поискать и прославиться.

— А заместо этого в терему сидишь да зубришь азы управленья государством... Поезжай, Ванюша, попытай счастья. Но помни: странствия твои будут дольше и трудней, чем тебе мечталось. Не раз покаешься, что не остался дома на печи. Участь твоя мне целиком неведома, кое-что мглою покрыто. Но делать нечего: от судьбы все одно не уйдешь.

Иван залпом осушил кубок. Может, оно и к лучшему, что царь не умеет провидеть будущее. Не след человеку знать, как и когда окончит он дни свои.

— Покуда молод и свободен, самое время людей посмотреть и себя показать. За тем и позвал я тебя. Дмитрий Васильевич прав: пора о долге подумать. Долгов на твои век хватит, этот, доложу тебе, самый приятный.

— Проповедей о долге наслушался я и от Стрельцина.

— Что правда, то правда, но сия проповедь древней нашего главного управителя. Как ни люби дочерей, всякий властелин желает наследство сыну оставить.

В голосе отца слышалась усталость. И то верно, ежели у царя одни дочери, судьба династии всегда под вопросом. Как поженились Александр и Людмила, пять лет не могли дитя сотворить — все умирали в младенчестве. Первой выжила Катерина — не иначе смерть просто не захотела с нею связываться. После на свет появились Лизавета и Елена. Царь Александр уж начал опасаться, что не будет у него наследника мужеска пола, придется вверить царство супругу старшей царевны. Между тем Катерина с трех лет выказала нрав дерзкий и своевольный, чего сыну можно пожелать, но не дочери. В душе царь вовсе не завидовал смельчаку, что возьмет ее в жены.

Впоследствии Лизавета и Елена явили себя Катиными сестрами не только по крови, но и по духу. Чем к ним свататься, уж лучше татар воевать в азиатских степях — так полагали многие бояре.

Недаром столь желанным было в хорловском кремле рождение царевича.

— Что молчишь, сынок? — Царь откинулся на высокую спинку трона и забарабанил пальцами по орлиным головам, украшавшим подлокотники.

— Не знаю, батюшка, что и сказать.

— То-то. Не ищи, Ванюша, бед на свою голову, не то голове и с плеч недолго слететь. Ныне головы наши в цене — кто на них только не рыпается! И Киев, и Новгород, и татары, и рыцари тевтонские.

— Не тревожься, отец, уж невесту я себе как-нибудь найду. Царь невесело усмехнулся в бороду:

— Найти — полдела. Надобно еще удержать ее.

Глава 2

О ТОМ, КАК ЦАРЕВНЫ НАШЛИ СЕБЕ ЖЕНИХОВ ПО СЕРДЦУ.

Дни летят за днями, часы за часами, вот уж лето минуло, попадали с дерев листья в саду, устлали землю пурпурно-золотым ковром.

После свадьбы старшей сестрицы царевны Лизавета и Елена что ни день в сад идут гулять. Вдруг да и к ним слетит суженый-ряженый с высот небесных. Но катится время невозвратное, а женихов нет как нет. Стали царевны задумываться: может, не ловить журавля в небе, выйти за княжеского иль хоть за боярского сына. По крайности, митрополит Левон перестанет коситься на дочерей царевых да осенять себя всякий раз крестным знамением.

Клонилось солнце к закату, холодать стало. Елена в терем пошла, а Лизавета все мешкает, ворошит сапожками жухлую листву. Чу, шаги близехонько!.. Вскинулась царевна, зарделася, но, увидав брата, опять понурилась.

— Гляди-кося, как сестрица моя умеет людей привечать!

А царевна и ответом его не удостоила. Гуляют, в молчанку играют, лишь осенняя листва, ровно пергамент, под ногами хрустит. Наконец Иван и говорит:

— Холодает, однако. Пар изо рта идет. Шла бы в терем, Лизанька, не ровен час, простудишься.

Молчит царевна, слова клещами не вытянешь, а вытянешь — сам не рад будешь. Вздохнул царевич: как ни строптива, а жаль ее, мается девка понапрасну.

— Ступай, сестрица, вишь, на небе ни облачка. Едва ль по такой погоде Чародеев сын покажется. А ты, поди, озябла, ночи-то холодные стали.

— Сам и ступай! — буркнула Лизавета.

— Ах ты, непочетница! — осердился Иван. — Не пойдешь добром, поволоку силой.

— А в пруду искупаться не желаешь?

Купаньем в пруду нередко пугают сестрицы Ивана, а иной раз и выполнят свою угрозу. Но прежде очи у них озорно блестели, а ныне все больше исподлобья смотрят, ровно точит их изнутри какая хворь. Но вдруг скользнула Лизавета взглядом через плечо Ивана и встрепенулась враз.

— Ни облачка, говоришь?..

Насторожился царевич, оборачивается: глядь, по закатному небу лоскут летит, не на облако похожий, а скорей на сумеречного нетопыря, только нетопырь тот в остатних лучах бронзою посверкивает, громом грохочет.

— Видать, и ты дождалась того, о чем и не заикалась вслух. Лиза смущенно улыбнулась.

— Зря, что ль, на бабкиных сказках выросли?

А из облака уж молнии сыплются, и гром ураганом ревет. Испугалась Лизавета, зябко плечами повела, и прочел Иван в мыслях ее древнюю мудрость житейскую: «Не проси чуда, как бы не пожалеть потом».

Да и ему, признаться, не по себе стало. С тех пор как объявился в Хорлове Финист Ясный Сокол, разом стерлися границы привычного мира. А что этот новый мир сулит — никому не ведомо, добро бы только превращенье птицы в молодца.

Правда, нынче Иван — как чувствовал — вооружился получше, чем в прошлый раз. У пояса шашка висит, это тебе не охотничий нож. Хоть нет в ней увесистости славного русского меча, однако гвардии капитан Акимов жалует такое оружие, подчас предпочитая его всем прочим.

Лизавета вздрогнула, услыхав в воздухе свист стального клинка. С шашкой в руке младший брат разом стал взрослее, серьезнее. Гляди-ка, усмехнулась царевна, очи-то сверкают, ровно тот клинок. Пожалуй что, с Ванюшей шутки плохи.

— Ступай в дом!

Сказал как отрезал. Такой приказной голос никакого царя не опозорит. Во всяком случае, Лиза и не подумала ослушаться — тотчас взошла в палаты и кликнула стражу.