Питер Морвуд - Иван-Царевич

Наконец Иван убрал нож, выступил вперед и отвесил низкий поклон, как положено радушному хозяину

Гость, оказывая уважение царевичу, поклонился еще ниже.

— Здравствуй, Иван-царевич, — промолвил он с улыбкою. — Бывал я у тебя гостем, а теперь сватом пожаловал. Хочу посватать за себя сестру твою, Катерину-царевну.

Иван быстро оправился от изумления.

— Что до сватовства, сударь мой, это вы уж с ней решайте, а после милости просим к батюшке моему царю. — Он слегка сдвинул брови. — Лицо твое мне будто знакомо, то ли и вправду на пиру тебя видал, да ведь пиров у нас не счесть, всех разве упомнишь? К тому ж... — он указал на поломанную крышу, — прежде-то ты, я-чай, иначе к нам являлся, не то бы я уж не запамятовал.

— Являлся иначе, а теперь вот эдак явился.

— И кто ж такой будешь?! — раздался за спиной Ивана грозный рык.

Царь Александр опешил малость и минуту-другую раздумывал, то ль ему гневаться на дочь, что ввела его в новые расходы, то ль диво дивное созерцать, а теперь опомнился и продолжил допрос:

— Какого роду-званья?

Молодец улыбнулся еще шире. От соколиных очей его и впрямь ничто не могло укрыться, сразу подметил он в царских речах иной вопрос: а достанет ли у будущего зятя серебра на починку крыши? Иван тож об этом догадался — ему ль не знать батюшку родимого?

— Ваше Величество, — молвил незнакомец и поклонился ниже прежнего, — я князь Высоких Гор Финист Чародеевич по прозванью Сокол. А выкуп за невесту уж в сундуках ваших. Я бы взял вашу дочь в жены, ежели она согласна.

— Посыльного в казну! — распорядился царь. — Не сочти за обиду, Финист Ясный Сокол, Чародеев сын и князь Высоких Гор, однако ж надобно проверить, что там за выкуп, ибо звание твое весьма сумнительно. Дмитрий Василич, ты об таком званье слыхал?

— В реестр бы глянуть... — начал главный управитель, но умолк под повелительным жестом царя.

— И так день и ночь над реестрами корпишь. Нет уж, давай наизусть.

— Не слыхал я про такое званье, царь-надежа. А не то б добрый молодец всенепременно был среди гостей наших. — В голосе управителя слышалась насмешка. — Вон и царевич не упомнит, что видал его прежде в Хорлове.

— Ну, князь, — оборотился царь к Финисту, — что скажешь?

— Ничего не скажу, Ваше Величество. Обождите, покуда посыльный ваш из казны не воротится. А на вольном свете много всякого, что в реестрах не прописано.

— И то правда, обождем.

Тишина повисла под кремлевскими сводами, никто не решался голос подать. Только царица взяла тихонько мужа за локоть и указала на старшую дочь: прими, дескать, в расчет кое-что помимо выкупа и званья.

На миг у царя дыхание перехватило, потом едва приметная усмешка прошла под усами. Взор, каким царевна пожирала Финиста, он уже видал у женщины: в точности так же смотрела на него Катенькина мать с первой их встречи.

В очах царицы Людмилы и поныне светится любовь, которая не померкла с годами, а лишь сделалась нежнее, привычней. Не пряча боле улыбку, сказал он себе, что нечего ждать возвращения посыльного, но тот уже влетел в горницу, едва переводя дух.

— Ваше Величество, там казначеи считают и взвешивают прибыток. Навскидку двадцать пудов в казне прибавилось! Царь слегка наклонил голову.

— Двадцать пудов серебра — это уж больно щедро, князь Финист. Вздумай, к примеру, я давать за дочкой приданое, пожалуй, не собрал бы столько. Ведь ежели по старинке...

— Нет, Ваше Величество, — перебил посыльный, не видя предостерегающих знаков Стрельцина, — не серебра — злата. Цельных двадцать пудов!

Над головами их, словно крышка табакерки, сомкнулся сводчатый потолок. Впервые в жизни увидел Иван-царевич, как отец утратил царское достоинство. Царь Александр открыл рот, как рыба, и так же беззвучно закрыл. Даже Дмитрий Васильевич не нашелся, что сказать. Чародейство чародейству рознь, от этаких чудес поневоле рот разинешь.

Знать, в сказках, что Ивану сызмальства мамки да няньки сказывали, не всё блажь да безделица. Глядя на выпученные глаза и отвисшие челюсти, не утерпел царевич, рассмеялся от души. И отнюдь не пополненье царской казны так его порадовало, а удачная шутка князя. Финист Ясный Сокол ему вослед захохотал, а там и остальные за животы взялись.

Одна Катя в полный голос не смеялась. Лишь робкая улыбка озарила девичье лицо, ровно вся душа на нем сияла.

Митрополит Левон самолично свершил брачный обряд — даже оглашенья ждать не стали, уж больно стосковался стольный град Хорлов по свадебным колоколам. Правда, поартачился малость владыка, не без того. Пробурчал что-то насчет сомнительного происхожденья жениха и еще более сомнительного способа починки крыши, одним словом, высказался Левон не в духе христианской терпимости и всепрощения.

Но царь Александр так его отбрил, что митрополит после венчанья удалился к себе в опочивальню и пропустил великолепное зрелище, когда Катерина-царевна отбыла с нареченным в богатой колеснице литого серебра, запряженной серыми рысаками (колесница во мнении хорловского владыки была столь же сомнительна, сколь и явление жениха с его богатым выкупом).

Минуло тому полгода. Уж посеребрили окна зимние морозы, подле крепостных стен сугробы по шею намело. В зимнюю пору народ все больше по избам сидит, особливо под вечер, когда волки воют за околицей, а озорник Иван-царевич мечет с крепостных стен снежками в островерхие шлемы продрогших сторожевых.

С утра ему озорничать недосуг: наукам обучается. Три часа истории, три государственному праву, а под конец на вопросы отвечает. Тысяча и одна заповедь для царского сына!.. Нынче еле удержался, чтоб не зевнуть в лицо Дмитрию Васильевичу, главному управителю, первому министру, придворному чародею да вдобавок наставнику при наследном царевиче. Подивиться можно тому терпенью, с каким Стрельцин науку в Ивановы мозги вкладывает. Недаром говорят: капля камень долбит. Все одно и то же, одно и то же — ничего за полвека в своих знаньях обновить не удосужился. А ученик рано иль поздно усваивает его наставления из одной надежды поскорей отделаться.

Иван давно уж наизусть выучил, Как Надлежит Цареву Сыну Печься о Благе Государства. Вступив в Законный Брак, Должен Он Обеспечить Наследника Трону, Явив Тем Самым Отцу Наилучшее Доказательство Сыновнего Почтения, а Народу Пример Царского Величия. Слова эти Стрельцин выводил с заглавных букв (видно, текла в нем греко-византийская кровь, разбавленная мочой и ледяной водою) и повторял по три раза на день, пока не возникли у Ивана опасения, что вольготной жизни его приходит конец.

А тут еще посыльный их подтвердил: явился и пригласил царевича в тронную залу.

Тронная зала хорловского кремля отстроена и отделана была сто лет назад с явным намереньем внушить священный трепет всем сюда входящим. В пышности убранства зодчие и богомазы себя превзошли. На полу мозаика, изображающая деяния святых и героев. Искусно расписанный сценами войн и охоты сводчатый потолок подпирают колонны, облицованные мрамором да усеянные каменьями самоцветными. В зале свободно поместятся тысячи две народу, а удобство только одно (его, к слову сказать, по всей Руси в избытке) — холод. Лишь когда зала переполнена, можно тут чуток согреться, но Даже в летнюю теплынь от стен веет прохладою, а уж в зимнюю стужу зуб на зуб не попадает.