Алексей Васильев - Сингулярность (сборник)

– Не может быть, – тупо сказал ассистент, массируя место удара, – мы три раза проверили и перепроверили данные. Я лично просматривал все таблицы и подключения. Без труда не вытащишь и рыбку из пруда… Опыт поставлен идеально.

Он аккуратно переместил манипуляторами тело на каталку. Коротко вспенилась дезинфекция. Взвыла сушилка. Продолжая бормотать, лаборант сам сел в кресло.

– Ничего не понимаю… Разве что сглазил кто… Зажимы в норме, – щелк-щелк. Автоматика отметила изменение массы, тихо загудела. – Шлем в норме. Наручи… Даже загубник в норме. Эй, профессор, я все проверил заново. Все в норме. Выпустите меня отсюда.

У профессора глаза полыхнули свирепым огнем.

– Проверил, значит, чертов тупица! Нет, ты еще не проверил! – Глаза загорелись сумасшествием.

Профессор подлетел к пульту. Шлем защелкнулся, из-под забрала раздались невнятные завывания. Пальцы промчались по клавиатурам, рычажки, регуляторы… И наконец последний рывок спятившего – за большой рубильник. Треск! И сумасшедший хохот профессора наполнил лабораторию. Седые волосы встали дыбом, как у веселого Эйнштейна. Он свирепо опрокинул высокий шкаф, вознес тяжелый стул над сплетениями аппаратуры…

Пик. Пик. Пик… вдруг отчетливо замигала зеленая лампочка индикатора. Процессор ожил, пошла загрузка. Зашелестели вентиляторы. Сергей Семенович закашлялся, из глаз ушла муть. Он осторожно приблизился к монитору…

– Мы в корне ошибались, пытаясь перевести в цифру людей творческих. Все-таки люди отличаются намного сильнее, чем думали. Наша методика оказалась действенной не для всех. И все-таки наука на верном пути! – Профессор окинул острым взглядом шевелящуюся массу журналистов. Они тянут разнокалиберные микрофоны на длинных штативах через головы ряда солидных людей с бейджиками «Комиссия». – Случайно удалось оцифровать и вселить в сеть человека банального. Человека, буквально жившего автоматизмами и мыслившего стереотипами. В его сознании постоянно что-то путалось, крутилось, рвалось и бестолково перемещалось. Все необычное ускользало из поля внимания. Эмоционально-чувственная сфера была фиксирована в положении «равнодушие». Этот индивид совершенно точно знал, за какое правительство голосовать, знал, что нужно сделать для вывода из кризиса экономики. Знал, что водку нужно пить с пивом, иначе деньги на ветер. Знал, что курить вредно, но бросит потом. Знал, что нужно заниматься зарядкой, но приятнее не заниматься. Он жил телесными инстинктами, жизнью автомата… И, как видите, не заметил особой разницы, переселившись в компьютер!

– Заметил! – гулко возразили динамики. Представители комиссии отшатнулись, журналисты, напротив, полезли микрофонами к динамикам.

– Что, что вы заметили?! – неслось со всех сторон.

– Заметил, что вот только в таком виде и начал жить! Мне это нравится!

– А вы не обижаетесь на нелицеприятные оценки вашего… э-э…… коллеги?!

– Это факты. На факты глупо обижаться. Сергей Семенович, извините, что перебил. Продолжайте, пожалуйста.

– Благодарю, – ядовито буркнул профессор. – Таким образом, первым ИнКом – интеллектом кибернетическим – стал, в общем, вот такой… гм. Но в отличие от искусственного интеллекта он обладает неоспоримым плюсом. Плюс этот – наличие интереса! Ему действительно интересно выполнять тонкие и сложные операции, увлекают точные вычисления. Нравится проверять и перепроверять массу данных, управлять механизмами, кропотливо выискивать ошибки и просчеты. В общем, перелопачивать гору рутины.

– А насколько у инка мышление быстрее человеческого?

– Ну, смотря что вы подразумеваете под мышлением. Считает он очень быстро – вычислительные мощности внушительные. Но когда дело доходит до решения задач, скорость резко падает. Чтобы резюмировать, он вынужден до конца отслеживать множество ложных ответов и тупиковых решений. Впрочем, человек десять квалифицированных сотрудников заменять может. Ну и опять же, он сильно зависит от базовой информации на сменном харде.

– То есть память у него меняется в зависимости от поставленной задачи?

– Да, так для него постоянно все свежо и ново. Соответственно, интересно. Но, в общем, мы планируем создать базу данных из его памятей и объединить их в сеть…

– То есть пока у него, как у склеротика, постоянно хорошее настроение? Каждый день новости?! – с сарказмом спросила коротко стриженная журналистка. Раздался смех.

– Если нет постоянной памяти, что в нем вообще осталось человеческого?

Профессор натужно усмехнулся:

– Ну, человеческим остался набор программ – характерных эмоционально-интеллектуальных реакций. Полностью осталась и человеческая память. Но остроты ваши неуместны. Он остановился в развитии в человеческом теле и не имеет ни малейшего желания развиваться и в электронном виде. Хотя возможности самопрограммирования, выхода в Интернет заложены по умолчанию. Впрочем, это пошло на пользу. Как говорится, пусть все цветы цветут… даже если это не цветы. Неизвестно, какой компонент понадобится цивилизации для нового варева.

– ИнК. Повтори, что сказал! – Сергей Семеныч строго уставился на блоки процессора. В динамиках сразу забубнил низкий голос бывшего лаборанта:

– Мы ошибались, ожидая немедленного результата от творческих личностей. Дело в том, что они всю жизнь развивались. Перевод же в цифру позволил неимоверно ускорить саморазвитие. Таким образом, они мгновенно превратились в нечто совершенно непостижимое. К тому же, похоже, элементарно утеряли интерес к людям. Они просто ушли в сеть, ведь виртуал стал для них реалом. Сейчас у людей оцифрованных совершенно неведомые структуры и мотивы, стоит ли удивляться отсутствию сигналов?

– Все верно. – Сергей Семенович усмехнулся, положил на стол толстую папку документов. Кресло охватило конечности, и на голову плавно опустился шлем.

Михаил Уткин

Удачная модель

– Ра-аз, два-а! – Вдоль позвоночника громадного мужчины вздулись два вала мускулов. Ствол поваленной сосны в два обхвата неуверенно шевельнулся. Растопыренные пальцы, словно стальные крючья, погрузились в кору. – Взяли! – зычный выкрик взвился в небо. Любопытствующий сокол вздрогнул и, несолидно перебирая крыльями, отлетел парить подальше. Жесткие корневища лопаются звонко, словно перегруженные стальные тросы. Обрывки яростно хлещут землю. Наконец бревно отлетело в сторону. Пушистая крона подпрыгнула, осыпав кожу дождем шишек и иголок.

Потянул за хрустнувшую фалангу пальца – осторожно извлек сверкнувшую серебром паутинку. Нанопила ждуще задрожала между вытянутыми руками. Несколько четких движений, и коряга выворотня превратилась в грозную фигуру лезущего из-под земли паука.