Жан-Поль Тэрэк - Завтрашний рассвет

Вильно покорился безумию, которому больше не в силах был противиться, и то, что он делал потом, уже совершенно не владея собой, оставило в его памяти лишь смутный след. Вильно тихонько скатил андроида на пол, оттащил его по ковру в угол и спрятал там в ворохе мехов. Потом лег на его место в кровать и замер, неподвижно глядя перед собой. Он не чувствовал ничего, кроме чудесного трепета посвященного, напряженно ожидающего, когда приоткроется завеса тайны. Сколько раз с тех далеких дней Золотого Века торжествовала она, эта тайна, под покровом ночи, в панике и угрызениях совести, за пределами дозволенного?

Он слышал, как открылась дверь. Но головы не повернул. Он слышал, как идет к нему молодая женщина, ступая босыми ногами по ковру. Почувствовал, как прогнулась постель под опустившимся рядом с ним телом. И вот увидел лицо Дианы. Это лицо в обрамлении рассыпавшихся волос светилось над ним подобно драгоценной жемчужине в бархатном футляре. Внимательное, исступленное лицо, на котором жили только губы, тянущиеся к нему, как маленький зверек жадно тянется к зеркалу воды. Эти губы прижались к его губам, надолго погрузив его в сумрак, и он почувствовал ее дыхание, теплое, как летняя ночь. Она прошептала ему на ухо: "Ведь это ты, скажи, это ты?" - с такой силой, что ее едва различимый в тишине голос прогремел для него взрывом счастья. "Молчи, - сказала она, прижав палец к его губам, - не надо слов". Она мягко скатилась на бок, как откатывается волна во время отлива, и перевернулась. Вильно стал ласкать ее, сначала нежно, пока не почувствовал, что она совсем теряет рассудок, растворяясь в наслаждении, уходя в него полностью, до самоуничтожения, затем упорно, стиснув зубы, пока не понял с ужасающей ясностью, как далеко она от него уплывает, и он больше ничего не может для нее сделать, ибо вся она во власти могущественных сил, так неосторожно разбуженных им самим, и ему никогда ее не догнать. Ему страшно было видеть, как усиливаются с каждым мгновением ее муки, и сознавать, что он не в силах их облегчить. Он отодвинулся от Дианы, уже с ужасом, а она продолжала одна биться в своей страсти, как бьется язычок пламени, пожираемый мраком. Наконец Диана открыла глаза и в изумлении взглянула на него. Она приходила в себя, а он неподвижно и безмолвно наблюдал за ее мучительным возрождением. Внезапно она резко приподнялась и, рыдая, упала ему на грудь.

- Я знала, что это невозможно. Не нужно было даже начинать. Они это запрещают. Но что же с нами сделали, что они сделали с тобой, любовь моя? Не смотри на меня так. Прошу тебя. Знаешь, я тоже, наверное, не смогла бы дойти до конца. Мы уже ничего не можем. Я думала, что ты не такой, как другие, а сама оказалась такой же, как все...

Уходи, - проговорила она хрипло. А когда он встал, добавила с недоброй улыбкой: - Куда вы его дели? - Усталым жестом он указал в угол комнаты. Прежде, чем вы уйдете, я хочу сказать вам одну вещь. Ведь мы с вами больше не увидимся. - Она подошла к тому месту, куда он показал, наклонилась, и роскошный андроид тут же поднялся рядом с ней, в тысячу раз более живой, чем застывший мертвой статуей у дверей человек. Андроид улыбнулся, наклонился к женщине и обвил рукой ее талию. Она положила голову ему на плечо, с вызовом глядя в глаза Вильно. И крикнула: - Вы знаете, кто вы? Робот, изготовленный, так же, как этот. Вы слышите, изготовленный! - Потом бесцветно проговорила: - Теперь уходите, вы мне больше не нужны.

Он побрел вслепую через спящий дом. Бессильный, растерянный, уничтоженный, раздавленный непереносимой тяжестью, он испытывал такое чувство, будто только что избежал смертельной опасности. В одной из комнат первого этажа он заметил светлое пятно платья Авроры и направился к нему. Привычными движениями, доведенными до автоматизма ежедневной практикой, он разбудил Аврору, - она послушно последовала за ним к воротам замка. Лужайки за его стенами и близкий лес были ярко освещены луной. Вильно потащил Аврору в тень низко спускавшихся веток. Уложив ее на траву, он, ища забвения, приник к ее знакомому телу, словно погрузился в сон без сновидений. Он обнимал ее с таким исступлением, словно стоял на пороге смерти, а между тем безотказный механизм удовольствия уже заработал в их идеально подходивших друг другу телах.