Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

— Ты мне тут философию не разводи! Деньги всем нужны. Буду говорить по-простому, мне тут долго отираться нельзя, знаешь, как трудно было добраться до тебя! Я представляю «Сногсшибательные истории». Мы тебе дадим шестьдесят кусков за твой рассказ, а от тебя ничего не потребуем. У нас работают самые лучшие в мире писатели-«невидимки». Ты только ответишь на вопросы, а уж они обработают все, как надо. — Он вытащил бумагу. — Ты, давай, распишись вот здесь…

Смит принял бумагу и начал рассматривать ее вверх ногами. Санитар приглушенно вскрикнул:

— Да ты читать-то умеешь или нет?

Смит понял вполне достаточно, чтобы ответить «нет».

— Ладно, тогда я тебе прочту, ты приложишь отпечаток большого пальца вот в этом квадратике, и я же засвидетельствую. «Я, нижеподписавшийся Валентайн Майкл Смит, известный под кличкой "Человек с Марса", сим подтверждаю, что передаю "Сногсшибательным историям Лимитед" все исключительные права на мою правдивую историю, которая будет именоваться "Я был пленником Марса", в обмен на…»

— Санитар!!!

В дверях стоял доктор Фрейм. Бумажка тут же скрылась в кармане санитара.

— Иду, иду, сэр. Я собирал поднос…

— А что такое вы говорили вслух?

— Ничего.

— Я же слышал. Этого больного запрещается беспокоить.

Оба вышли. Доктор Фрейм тщательно закрыл дверь. Смит же неподвижно пролежал еще около часа, но, хоть и старался изо всех сил, все равно так ничего и не смог грокк.

Глава 4

Джиллиан Бордмен была опытной медсестрой, а мужчины — ее любимым хобби. В этот день она вышла на работу в качестве старшей сестры того этажа, где лежал Смит. Когда «сарафанное радио» разнесло слух, что пациент в боксе К-12 никогда в жизни не видал женщины, она этому просто не поверила. И решила нанести странному больному визит.

Ей, конечно, был известен запрет «Никаких посетителей женского пола», но она не относила себя к посетителям, а потому гордо проследовала мимо охраняемой двери, даже не сделав попытки пройти в нее: морские пехотинцы славятся своим буквальным пониманием приказов. Вместо этого она вошла в соседнюю с боксом дежурную комнату.

Доктор Таддеус поднял на нее глаза.

— Да неужто это ты, Пышечка! Каким ветром тебя, милочка, сюда занесло?

— Совершаю обход. А как ваш пациент?

— Не беспокойся о нем, девочка, он ведь не по твоему ведомству. Загляни-ка в свой журнал назначений.

— Уже заглянула. Но мне хочется посмотреть на него хоть одним глазком.

— Отвечу одним словом: нет!

— О, Тад, ну нельзя же, в самом деле, быть таким законником!

Таддеус внимательно разглядывал свои ногти.

— Если я позволю тебе сделать внутрь этого бокса хоть один шаг, меня в ту же минуту вышвырнут в какую-нибудь захудалую Антарктиду. Мне бы очень не хотелось, чтобы доктор Нельсон застал тебя даже в этой дежурной комнате.

Она встала.

— А много шансов, что доктор Нельсон зайдет сюда?

— Он не придет, пока я его не позову. Отсыпается от усталости, вызванной долгим пребыванием в невесомости.

— Тогда зачем же ты разыгрываешь этакого службиста?

— Разговор окончен, сестра.

— Слушаюсь, доктор. — И добавила: — Зануда чертов.

— Джилл!

— И воображала к тому же!

Он тяжело вздохнул.

— А как насчет субботнего вечера? Состоится?

Она пожала плечами.

— Почему же нет? В наши дни девушке не приходится быть разборчивой.

Джилл вернулась в свою каморку и взяла отмычку. Ее отбросили, но не разбили, так как бокс К-12 имел еще один выход из соседнего бокса, вернее, из той комнаты, которая служила гостиной, когда бокс занимала какая-нибудь большая шишка. Сегодня этот бокс пустовал. Она вошла в него. Охрана не обратила на Джилл внимания, не подозревая, что их уже обошли с фланга.

Джилл задержалась у двери между двумя боксами, ощущая тот трепет, который испытывала когда-то, удирая под вечер из общежития сестер-медичек. Потом открыла дверь и заглянула внутрь.

Больной лежал в постели; он поднял глаза как раз в тот момент, когда Джилл приоткрыла дверь. Первое впечатление было такое, что он так близок к смерти, что лечить его уже нет никакого смысла. Отсутствие какого бы то ни было выражения на лице, казалось, говорило об апатии умирающего. Потом Джилл заметила его глаза, горевшие огнем неподдельного интереса. Она подумала, а не парализованы ли у него лицевые мышцы?

И тут же вошла в свою обычную роль медсестры.

— Ну и как же мы себя чувствуем сегодня? Получше?

Смит в уме перевел оба вопроса. Включение их обоих в одно предложение отчасти сбивало его. Он решил, что вся фраза символизирует намерение лелеять и сближаться. Вторая же часть ее напоминала манеру разговора доктора Нельсона.

— Да, — сказал он.

— Превосходно! — Кроме отсутствующего выражения лица Джилл не заметила в нем ничего странного… а если женщины ему неизвестны, то он это весьма успешно скрывает.

— Я могу вам быть чем-нибудь полезна? — Она увидела, что на тумбочке нет стакана. — Можно мне предложить вам воды?

Смит заметил, что это существо не похоже на других. Он сравнил ее с картинками, которые ему показывал доктор Нельсон на пути из Дома к этому месту… Картинки, видимо, должны объяснять странную конфигурацию одной из человеческих групп. Следовательно — это «женщина».

Смит почувствовал себя одновременно и взволнованным, и разочарованным. Напряжением воли он подавил оба чувства, с тем, чтобы грокк поглубже, и проделал это столь успешно, что доктор Таддеус не заметил на шкалах своих приборов никаких изменений.

Но когда он перевел последний вопрос, он почувствовал такой эмоциональный подъем, что чуть не допустил резкое ускорение пульса. Он вовремя спохватился и сделал себе выговор, какой делают юному согнезднику, нарушившему дисциплину. Потом еще раз проверил правильность своего перевода.

Нет, он не ошибся! Это женское создание предлагает ему воду! Оно хочет сближения!

С огромными усилиями отыскав адекватное словарное значение, он умудрился сложить ответ, звучавший с приличествующей случаю торжественностью:

— Благодарю тебя за воду. И да не испытаешь ты никогда жажды.

Сестра Бордмен поразилась.

— Господи, как это мило!

Она нашла стакан, наполнила его и подала больному.

Он сказал:

— Пей ты.

«Интересно, не думает ли он, что я хочу его отравить?» — спросила она себя, но в тоне его просьбы было что-то неотразимое. Она отпила глоток, потом глоток сделал он, после чего откинулся на подушки с таким видом, будто совершил нечто очень важное.