Яков Кальницкий - Конец Подземного города (с иллюстрациями)

С берега на ледокол нацелились сотни биноклей, а с ледокола на берег жадно глядели десятки глаз. Многие члены экипажа ждали встречи с родными, близкими… Все радовались возможности сойти на землю.

Рыбников издали узнал сына своего лучшего друга. Вот портовый катер с морским начальством отваливает от стенки. На его палубе — Лев Солнцев с женой, оба в белых костюмах.

Старому моряку не терпится увидеть их ближе. Катер уже под бортом, и Рыбников бежит по трапу. Он обнимает молодого Солнцева, крепко его целует, затем без церемонии целует и Надю.

— Э, да она у тебя красавица! Очень рад, очень рад… А теперь познакомься с нашим другом. Гарри Гульд. Он бежал из Подземного города. Оказывается, где-то в Арктике до сих пор еще существует фашистская каторга. Ты повезешь Гульда в Москву. Он расскажет там обо всем.

Леонид Солнцев смеется.

— Вас, Устин Петрович, я тоже повезу в Москву. Вы уже оформили отпуск? На Рыбачий мы полетим из Москвы.

Гарри Гульд рассказывает

На другой день курьерский поезд повез Солнцевых, Гарри и Рыбникова в Москву.

Как только они разместились в купе, Лев попросил Гарри рассказать о Подземном городе. Он хотел знать все до мельчайших подробностей.

Гарри Гульд тотчас же начал. Он прерывал рассказ лишь тогда, когда у него гасла трубка или когда подыскивал нужное русское слово.

— Раш научил меня говорить по-русски еще до того, как мы попали в Подземный город. А в Подземном городе нам разговаривать почти не приходилось. Нам не позволяли рта раскрыть… Но русский язык я не забыл… Я только прошу меня не перебивать, и тогда я все расскажу… Я был на войне в Африке. И вот меня ранили. Я очнулся в немецком госпитале. Я не понимал, почему меня не убили. Почему не выбросили шакалам. Потом пришел офицер пропаганды, геббельсовская обезьяна, говорит: «Мония черных не любит, мы, немцы, будем любить: иди в нашу армию. Пойдешь — будем лечить, не пойдешь — тебе капут…» Я понял — они хотели сделать из меня приманку, чтобы все негры шли к ним…

— Разве с Рашем вы познакомились в Африке? — перебил Солнцев.

— О, нет. Но если бы не Африка, я не встретил бы того русского…

— Дальше, прошу вас.

— А дальше… Меня все же не убили, а посадили на старый «юнкерс» и отправили в Германию… Оказывается, пришел приказ: собрать самых здоровых и сильных в отдельную команду. В Германии содержали в особом бараке. Сначала я был один, потом стали приводить других пленных. Все это были сильные люди. Приводили также и не очень сильных, но они были ученые. С ними пришел единственный русский — морской инженер, которого мы назвали Раш. В этом лагере мы пробыли около полугода. Нас заставляли работать в шахтах, а потом отвезли вдруг в порт, посадили на пароход, заперли в трюм. И мы поплыли неизвестно куда…

— Русский не говорил вам, при каких обстоятельствах он попал в плен? — снова перебил Солнцев.

— Очень мало. Он сказал лишь, что был в беспамятстве, когда его подобрали.

Рыбников понимал, что происходит в душе Льва.

— Знаешь, — сказал он, — в первую минуту и мне показалось, что этот самый Раш — твой отец. Должно быть потому, что «Дельфин» погиб в Арктике — по-видимому, недалеко от этого Подземного города.

— Да, да, — подтвердил Гарри. — И я еще знаю, что сначала немцы его лечили — верно, хотели узнать секреты. Ничего не узнали. И прислали в нашу команду. Он очень хороший инженер. Вот мы и встретились.

…В темноте смутно угадывались очертания крутых высоких гор.

Военнопленным приказали спуститься по штормтрапу прямо в воду. Неглубоко под водой была скрыта площадка. Пленные стояли на ней по колено в воде, сбившись в кучу. Никто не шевелился: боялись сорваться.

Но вот вода забурлила, рядом с пленными вынырнула рубка какого-то подводного судна. Голос из радиорупора приказал всем войти в рубку. Пленные волновались. Слабо освещенный трап привел их в большую каюту. Когда людей набилось до отказа, кто-то задраил наверху люк, и Гарри показалось, что судно погружается. Затем последовало несколько толчков. Судно как будто плотно пришвартовалось к стенке. В стене каюты открылись двери. Все тот же каркающий голос приказал выходить. Пленные очутились в длинной стальной трубе. По-видимому, она соединяла судно с туннелем, пробитым в породе. Этим ходом пленные прошли в огромную пещеру. Свет многих электрических ламп отражался разноцветным сиянием в сталактитах. Дальше они шли по мосту над пропастью — слышно было, как далеко внизу бурлит вода, затем попали в помещение, напоминающее шахтный двор, и, наконец, вошли в большую стальную камеру.

В этой камере, где неумолчно жужжали вентиляторы и ни на секунду не гас яркий электрический свет, им суждено было провести много лет. Гладкие стальные стены: ни трещинки, ни щелочки. На высоте человеческого роста узкие бойницы, а в них — стволы автоматов…

Загремел репродуктор:

— Внимание! Приказ номер один. Вы прибыли в Подземный город, чтобы работать. Жить будет только тот, кто научится беспрекословно повиноваться. До полной победы Германии во всем мире вы не увидите солнца. Единственный путь к солнцу — через полную победу германской армии. Следовательно, приближать эту победу — в ваших интересах. Вы обязаны забыть: первое — свое прошлое, второе — происхождение, третье — национальность, четвертое — имя. Вы должны работать, только работать. Это сохранит вам жизнь. Старайтесь не хворать — больных мы не держим. Каждый обязан постоянно носить на шее свой номер. Замеченный без номера будет немедленно уничтожен…

В полу открылся прямоугольный люк. Из него поднялся длинный металлический стол. На столе были миски с похлебкой, куски хлеба. Под каждым куском лежала номерная бляха на шнурке. Одновременно из стен выдвинулись железные нары. Пленные нерешительно сели: то была первая трапеза в Подземном городе.

— Наденьте номера на шею и подходите по очереди к окошку, — приказал невидимый диктор, едва пленники очистили миски.

В стене открылся небольшой квадратный люк. Очевидно, пленных фотографировали с номерами на шее, как собак. Гарри Гульду достался номер 3157, Рашу — 4369.

Еще там, в бараке, негр проникся уважением к советскому офицеру. Гарри старался держаться поближе к русскому, брать с него пример, обо всем с ним советовался.

Зверский режим, издевательства, оскорбления — на первых порах все толкало пленных к самоубийству. Собирался покончить с собой и Гарри. Он — человек, а не машина, не вещь и не желает работать на фашистов…

Русский офицер, коммунист, спокойно надел на шею номер и дал себя сфотографировать. Гарри даже показалось, что Раш слегка улыбнулся при этом. Не может быть, чтобы русский офицер сдался. Он что-то знает, что-то задумал…