Клайв Льюис - Мерзейшая мощь

— Хорошие мужья о делах не говорят, — поддержал ее Димбл. — Разве что о чужих. Вот Маргарет у меня знает все о колледже вашего мужа и ничего — о нашем. Как, завтракать будем?

— Подожди, — остановила его жена. — Сперва я посмотрю шляпку. — И быстро повела Джейн к себе наверх, вовлекая ее в старомодную женскую беседу. Джейн старалась казаться выше этого, но ей стало легче. Когда шляпку наконец отложили в сторону, м-сс Димбл вдруг спросила:

— У вас все в порядке?

— У меня? — удивилась Джейн. — А что такое?

— Вы на себя не похожи.

— Нет, ничего… — пролепетала Джейн и подумала: «Она хочет узнать, не жду ли я ребенка».

— Можно, я вас поцелую? — спросила м-сс Димбл.

Джейн хотела ответить: «Ну что вы!», но, к своему огорчению, поняла, что плачет. Матушка Димбл вдруг стала для нее просто «большой» — теплым, огромным, мягким существом, к которому бежишь в раннем детстве, когда разобьешь коленку или куклу. Джейн часто вспоминала, как изворачивалась она, когда мама или няня хотели ее обнять; но сейчас к ней вернулось то забытое чувство, которое она испытывала, когда сама кидалась к ним в страхе или горе. Нужда в утешении противоречила всем ее взглядам на жизнь. Однако она поведала, что ребенка не ждет, а просто горюет, что ей одиноко, и она видела дурной сон.

За столом д-р Димбл говорил о преданиях артуровского цикла.

— Поразительно, — вещал он, — как там все сходится, даже в очень поздней версии, у Мэлори. Вы заметили, что персонажи делятся на две группы. С одной стороны — Гиневра, Ланселот и другие — все благородные, и ничего специфически британского в них нет. С другой, как бы по ту сторону Артура — люди низкие, с типично британскими чертами, и притом враждующие друг с другом, хотя они и в родстве. А магия… Помните это прекрасное место — о том, как Моргана «подожгла весь край женским ведовством»? Конечно, и в Мерлине много британского, хотя он не низок. Вам не кажется, что это — наш остров на исходе римского владычества?

— Что вы имеете в виду, д-р Димбл? — не поняла Джейн.

— Ну, одна часть населения была римской… Эти люди носили тоги, говорили на окрашенной кельтским влиянием латыни — нам она показалась бы вроде испанского. А в глубине, подальше, за лесами, жили настоящие древнебританские царьки, язык у них был типа валлийского, жрецами были друиды…

— Кто же такой сам Артур? — спросила Джейн, смущаясь, что сердце ее екнуло при словах «вроде испанского».

— В том-то и дело, — ответил д-р Димбл. — Можно предположить, что он — старого британского рода, но крещен, обучен воинскому римскому искусству и пытается, не без успеха, стянуть страну воедино. Британские родичи этому противятся, а люди римской культуры смотрят на «местных» свысока. Вот почему сэра Кэя постоянно называют мужланом — он принадлежит к одному из местных родов… И за всем этим — подспудная тяга назад, к друидизму…

— А что же Мерлин?

— Мерлин?.. Да… Интересная фигура… Быть может, попытка и не удалась, потому что он так рано умер? Он — не злодей, но колдун. Он, конечно, друид — но знает все о Граале. Он «сын нечистого», но Лаямон дает нам понять, что это недостоверно. Помните: «нездешних много сил, средь них есть добрые и злые».

— Удивительно, — заметила Джейн. — Я никогда об этом не думала.

— А я вот думаю, — ответил д-р Димбл. — Я размышляю о том, не был ли Мерлин последним представителем чего-то забытого, чего-то такого, что стало невозможным, когда люди, связанные с нездешними силами, разделились на черных и белых, на колдунов и священников.

— Ну, не пугай нас!.. — м-сс Димбл заметила, что Джейн озабочена. — Во всяком случае, Мерлин давно умер и похоронен, как все мы знаем, тут рядом…

— Похоронен, но не умер, — поправил ее д-р Димбл.

Джейн непроизвольно вскрикнула, а д-р Димбл продолжал, как бы размышляя вслух:

— Интересно, что они найдут, если станут там копать?..

— Сперва глину, потом воду, — ответила м-сс Димбл. — Оттого здесь и строить нельзя.

— Зачем же они сюда рвутся? — спросил ее муж. — Джайлс к романтике не склонен. Вряд ли он мечтает, что к нему перейдет мантия Мерлина.

— Ну что ты такое говоришь? — возмутилась м-сс Димбл.

— Да, — согласился Димбл, — это маловероятно. Хотя некоторые из его людей были бы не прочь ее примерить. Другое дело, по росту ли она им. Не думаю, что им бы понравилось, если бы старый кудесник сам к ним явился.

— Джейн сейчас плохо станет! — воскликнула хозяйка, поспешно поднимаясь со стула.

— Что с вами? — удивился хозяин, глядя на бледное лицо гостьи. — Слишком жарко?

— Так, чепуха…

— Пойдемте в кабинет, — предложил д-р Димбл. — Обопритесь на мою руку.

В кабинете, у открытого окна, глядя на лужайку, усыпанную ярко-желтыми листьями, Джейн рассказала свой сон, чтобы объяснить, почему она так глупо себя ведет.

— Вот, — заключила она. — Можете теперь провести сеанс психоанализа…

Судя по всему, д-р Димбл был сильно потрясен.

— Поразительно!.. — прошептал он. — Поразительно!.. Две головы… Одна принадлежит Алькасану… Неужели мы вышли на верный след?

— Сесил, не надо! — вмешалась м-сс Димбл.

— Вы думаете, я больна? — спросила Джейн.

— Больны? — д-р Димбл непонимающе глядел на нее. — А, в этом смысле!.. — И Джейн поняла, что он думает совсем о другом. О чем именно, она не могла и предположить.

Д-р Димбл выглянул из окна.

— Идет мой самый тупой ученик, — проворчал он. — Что ж, послушаю доклад о Свифте, который начинается словами «Свифт родился…», и постараюсь вникнуть, а это нелегко. — Он встал и положил руку Джейн на плечо. — Вот что, — добавил он. — Ничего не буду вам советовать, но если вы захотите поговорить с кем-нибудь про этот сон, спросите у меня или у Маргарет, к кому пойти.

— Вы не доверяете доктору Бразекру? — осведомилась Джейн.

— Сейчас я не могу вам объяснить, — сказал д-р Димбл. — Все слишком сложно, но постарайтесь не волноваться. А если появится повод для тревоги — сразу сообщите нам. До свиданья.

Когда он вышел, явились какие-то гости, и Джейн больше не смогла поговорить с хозяйкой. Через полчаса она ушла и направилась по тропинке через поле, где бродили ослики и гуси. Слева виднелись башни и шпили Эджстоу, справа — старая мельница.

2. ОБЕД У ПРОРЕКТОРА

— Ну, удружил!.. — воскликнул Кэрри. Он стоял у камина в одной из красивейших комнат своей великолепной квартиры.

— Кто, Два Нуля? — переспросил Джеймс Бэзби. Все они — и он, и лорд Фиверстоун, и Марк — пили вино перед обедом. Двумя Нулями прозвали Чарльза Плэйс, ректора Брэктонского колледжа. Лет пятнадцать назад прогрессисты считали его избрание одним из первых своих триумфов. Крича, что колледжу нужна свежая кровь, что пора его встряхнуть, что он закоснел в академической скуке, они протащили в ректоры пожилого чиновника, избегавшего академизма с тех пор, как он закончил Кембридж. Единственным его трудом был толстый отчет о состоянии клозетов в Англии. Однако надежд он не оправдал, ибо интересовался только филателией и своим больным желудком. Выступал он так редко, что сотрудники помоложе ни разу не слышали его голоса.