Айзек Азимов - Путь к Академии

Клеон опустился в кресло и с усмешкой уставился на Селдона.

— И это всё, на что вы, математики, способны? На то, чтобы доказывать, что то-то и то-то невозможно?

Селдон ответил тихо и обреченно:

— Но ведь это вы, сир, требуете невозможного.

— Дайте-ка, голубчик, я вас испытаю. Допустим, я бы у вас спросил, не паду ли я в один прекрасный день жертвой покушения. Что бы вы мне ответили с помощью вашей математики?

— Моя математическая система не дала бы ответа на столь конкретный вопрос даже в том случае, если бы психоистория работала на все сто. Вся квантовая механика в мире не способна предсказать поведение одного отдельного электрона — в её силах лишь предугадать усредненное поведение множества электронов.

— Вы лучше знаете свою математику, чем я. Ну, давайте, выдайте мне научную догадку. Так убьют меня или нет?

Селдон тихо проговорил:

— Это ловушка, сир. Либо скажите мне, какого ответа вы от меня хотите, и я вам дам его, либо позвольте говорить свободно, но обещайте, что я останусь цел.

— Говорите, что хотите.

— Вы даёте мне честное слово?

— Хотите получить подтверждение в письменном виде? — съехидничал Клеон.

— Нет-нет, что вы… Вполне довольно вашего устного заверения, — промямлил Селдон с упавшим сердцем. Он отлично понимал, что честному слову — грош цена.

— Считайте, что я дал вам честное слово.

— Ну что ж… тогда я могу сказать вам следующее: за четыре последних века более половины Императоров пали жертвой террора. Из чего я могу сделать заключение, что вероятность вашей гибели составляет приблизительно один к двум.

— Любой дурак мог бы дать такой ответ, — презрительно хмыкнул Клеон. — Тут математик не нужен.

— А я вам как раз и твержу всё время, что моя математика совершенно не годится для решения практических вопросов.

— Но неужели вы даже не способны предположить, что я, к примеру, кое-чему выучился на ошибках своих неудачливых предшественников?

Селдон сделал глубокий вдох и с воодушевлением обреченного ответил:

— Нет, сир. Вся история говорит о том, что мы не учимся на ошибках прошлого. Ну, например, вы пригласили меня на личную аудиенцию. Что, если бы я взял да и оказался террористом? Я шучу, конечно, сир, — поспешно добавил он.

Клеон невесело улыбнулся.

— Голубчик, вы просто не осведомлены о нашей проницательности, а вероятно, и об успехах в технике, так сказать, самообороны. Нам о вас известно всё до мелочей. Как только вы вошли, вас немедленно сканировали. Фотографии, запись голоса. Так что ваше эмоциональное состояние известно нам досконально. Можно даже сказать — мы прочли ваши мысли. Так что будьте уверены, будь у нас хоть малейшее сомнение в вашей благонадёжности, вас бы сюда не допустили. Точнее говоря, вас уже не было бы в живых.

У Селдона закружилась голова, однако он взял себя в руки и произнес:

— Простым смертным всегда было нелегко приблизиться к Императорам, даже в те времена, когда у тех не было столь изощренной защиты. Однако почти всем покушениям предшествовали дворцовые заговоры. И именно ближайшее окружение Императора таит в себе наибольшую опасность для него. Этой угрозе никак не способно помешать самое тщательное обследование посторонних. Что же касается ваших приближенных, ваших телохранителей, ваших близких, в конце концов, — к ним вы не можете относиться так, как ко мне.

— Это мне известно, — кивнул Клеон. — Во всяком случае, не хуже, чем вам. Дело в том, что я неплохо обращаюсь со своим окружением, и ни у кого нет причин для недовольства и бунтов.

— Легкомысленное… — начал было Селдон, но смутился и умолк.

— Продолжайте! — гневно воскликнул Клеон. — Я вам позволил говорить открыто. Что тут показалось вам легкомысленным?

— Я неверно выразился, сир. Простите, сорвалось. Я хотел сказать «неверное». Вы неверно относитесь к своему окружению. Вы, конечно, подозрительны; было бы странно, если бы это было не так. Неосторожно оброненное слово — ну, вот как у меня сейчас вышло, — легкомысленный жест, двусмысленное выражение лица — этого достаточно, чтобы вы посмотрели на этого человека подозрительно. Вашего подозрительного взгляда будет достаточно для того, чтобы события завертелись по порочному кругу. Ваш приближенный заметит вашу подозрительность, начнёт нервничать, поведение его утратит естественность, и в конце концов либо его казнят, либо вас убьют. Именно так всё обстояло с Императорами в последние четыре столетия, и, кстати говоря, это один из признаков того, что событиями в Империи становится управлять всё труднее.

— Получается, что я ничего не способен сделать, чтобы избежать покушения?

— Нет, сир, — ответил Селдон, — но, правда, вы можете оказаться удачливее своих предшественников.

Кончики пальцев Клеона барабанили по подлокотнику кресла. Наконец он сердито проговорил:

— От вас никакого толку, так же, как и от вашей психоистории. Уходите.

Император отвел взгляд в сторону и как-то вдруг вмиг постарел.

— Я говорил вам, сир, что вам моя математика никакой пользы не принесет. Примите мои искренние извинения.

Селдон собрался было отвесить прощальный поклон, но в комнате внезапно появились двое охранников и увели его. Голос Клеона прозвучал вслед:

— Доставьте этого человека туда, откуда привели.

4

Войдя, Эдо Демерзель одарил Императора взглядом, исполненным подобающего преклонения.

— Сир, — проговорил он, — вы чуть было не вышли из себя.

Клеон посмотрел на Демерзеля и вымученно улыбнулся.

— Да, представьте себе. Этот человек меня ужасно разочаровал.

— Понимаю, однако он не сообщил больше, чем у него есть.

— О, да. Если считать, что у него ничего и не было.

— Но он ничего и не пообещал, сир.

— Да. Печально.

— Более чем печально. Этот человек — лишний козырь.

— Что-то лишнее, Демерзель? Вечно ты сыплешь непонятными поговорками. Что за козырь?

— Эту поговорку я слышал очень давно, в молодости, сир. Империя велика, и поговорок в ней великое множество. Кое-какие из них не слыхивали на Тренторе, а те, что в ходу у нас, неведомы в других мирах.

— К чему ты это говоришь? Я и без тебя знаю, что Империя велика. Ты мне объясни, что ты хотел сказать об этом человеке.

— Только то, что он способен принести немало вреда, даже не задумываясь об этом, ненарочно. Он не помышляет о том, какова его сила. Ну, не сила, так важность.

— Это твои догадки, Демерзель?

— Да, сир. Он провинциал. Он не знает Трентора и его порядков. Он никогда не бывал здесь раньше и просто не умеет вести себя как человек светский, благородно воспитанный. И всё же он вел себя с достоинством, представ перед вами.