Что-нибудь светлое… - Песах Амнуэль
В конце концов эвереттизм приведет к возникновению новой науки — чего-нибудь вроде инфинитологии, науки о бесконечностях, но не математических, а физических. Науки, безусловно, уже существующей во многих близких к нам ветвлениях Мультиверсума.
О самых примитивных представлениях инфинитологии я и пытался рассуждать в этой далеко не бесконечной по размерам статье.
Вести-Окна,
22 января 2004, стр. 38–40
ЦАПЛИ
Солнце светило в глаза, и, наверно, поэтому Игорь сначала прошел мимо, заметив лишь женский силуэт на фоне окна. Фанни, медсестру, присматривавшую за отцом, он нашел в ординаторской, куда посторонним вход был воспрещен. Подождав несколько минут за дверью, Игорь, раздосадованный, пошел обратно в южный корпус. Он мог и теперь не обратить внимания на женщину, сидевшую в кресле у окна. Солнце немного опустилось, и лучи теперь падали на ее лицо. Игорю показалось, что женщина посмотрела ему прямо в глаза и что-то сказала, но он не расслышал. Ощущение очарования и близости чего-то неизмеримо более прекрасного, чем вся его прошедшая жизнь, заставило Игоря сделать несколько шагов и оказаться в другом времени, в другом пространстве, с другим пониманием собственного предназначения, наконец.
На самом деле — и это стало причиной его изумления, когда полчаса спустя Игорь вышел на шумную улицу Игаля Алона — не произошло ничего, выходившего за рамки обыденности. Он подошел к сидевшей в кресле женщине и поздоровался, как здоровался со всеми в хостеле «Бейт-Веред[1]». Он и отцу сказал привычное: «Добрый вечер, папа», но отец, конечно, не ответил — посмотрел рассеянно, покачал головой, пробормотал что-то о хорошей погоде и углубился в размышления, которые, скорее всего, были беспорядочными обрывками воспоминаний.
— Добрый вечер, — произнес Игорь, глядя женщине в ее яркие голубые глаза.
Ответа он не получил.
Женщине было лет сорок на вид, гладкие светлые волосы (Игорю показалось, что крашеные), черты лица европейские, мягкий подбородок с небольшой ямочкой, и руки… Игорь обратил внимание на руки, в которых женщина держала что-то вроде вязанья — что-то вроде, поскольку то, что она вязала, не было одеждой: бесформенная на первый взгляд вещица, но в ней все же угадывалась некая упорядоченность. Пальцы ловко управлялись с вязальными спицами.
Женщина неотрывно смотрела на Игоря и что-то хотела сказать своим взглядом. Или прочитать что-то в его мыслях. Будто поняла, о чем он думал. Будто он сам это только что понял, а поняв, упустил, и мысль перетекла к этой женщине по возникшему в воздухе невидимому, но определенно материальному каналу.
— Простите, — сказал Игорь, понимая, с одной стороны, что вмешивается в ее частную жизнь, а, с другой стороны, ее взгляд, умный и приветливый, определенно говорил, что женщина не против завести разговор — скучно ей, наверно, сидеть здесь и вязать нечто бесформенное, подобно девочке из сказки Андерсена «Дикие лебеди».
— Простите, — повторил он и произнес совсем глупую фразу. Пришло в голову — и сказал: — Если хотите, я принесу чего-нибудь выпить. Душно здесь, вы не находите?
Женщина подставила лицо солнцу и вся наполнилась солнечным светом, такое у Игоря возникло впечатление. Пальцы ее стали двигаться еще быстрее, будто жили своей жизнью, и что-то знакомое почудилось Игорю в создаваемой ими форме, знакомое настолько, что узнать было невозможно, как не узнаешь в зеркале собственное лицо, увидев его неожиданно и не соотнеся с обыденностью реального.
Не получив ответа, Игорь смешался, отступил, поняв, наконец, что женщине нет до него дела, он был навязчив и некорректен, но, с другой стороны, ее взгляд…
С одной стороны, с другой стороны… Он привык любое явление, любое событие, любой поступок оценивать с разных сторон: нормальная привычка научного работника.
Кто-то тронул его за рукав, и Игорь обернулся.
— Она не ответит, — сказала Фанни с сожалением.
— Она… — Игорь подумал, а Фанни поняла и покачала головой:
— Нет, Тами не глухонемая, она прекрасно слышит и разговаривает… когда хочет.
— Когда хочет, — повторил Игорь.
— Тами слепа от рождения.
Фанни потянула Игоря за рукав, а он сопротивлялся, сам не зная почему: ему хотелось стоять здесь и смотреть; ему казалось, что он никогда не видел таких красивых женщин, таких больших, ясных и выразительных глаз… и только тогда до него дошло.
— Слепа? — переспросил он пораженно. — Но…
— Взгляд? Поражает, верно? Тем не менее…
Игорь точно знал, что эта женщина, Тами, только что увидела в его душе многое из того, что он, возможно, от себя скрывал. Она теперь это знала, и он знал, что она знает. Взглядом можно сказать столько, сколько не скажешь за час проникновенного разговора. Только потому он и счел возможным… уместным… правильным… спросить, не хочет ли она пить… и вообще.
Тами. Красивое имя. Красивая женщина.
— Пойдемте, — Фанни все еще крепко держала Игоря за локоть и подталкивала в сторону холла, отделявшего северное крыло здания от южного. — Вы хотели спросить об отце? Динамики никакой, и это, вообще-то, неплохо, вы же понимаете. Динамика в его состоянии может быть только отрицательной…
— Мне показалось, — Игорю хотелось выдать желаемое за действительное, — что папа сегодня узнал меня, он сказал что-то вроде: «Сынок, ты неплохо выглядишь».
— Может быть. Это ни о чем не говорит в его состоянии.
— Я понимаю. Хотел спросить… Эта женщина, Тами…
— Она не любит, когда с ней заговаривают чужие. Не делайте больше этого, пожалуйста.
— Простите, я не знал… Слепая, вы сказали? Она…
Он затруднялся задать вопрос.
— Почему она здесь, вы хотели спросить? Множество слепых в ее возрасте живут с родными и даже одни. Справляются.
— Сколько ей лет? — перебил Игорь, удивляясь своей настойчивости. — Мне показалось, не больше сорока.
— Сорок три. Они обычно выглядят моложе своих лет, хотя чаще умирают молодыми.
— Они?
— Аутисты.
Вот оно что! Отрешенность, руки, живущие будто сами по себе…
Решив, что сказала достаточно, Фанни оставила Игоря посреди холла и поспешила в южный корпус. Игоря она знала третий год, с того дня, когда он привез в «Бейт-Веред» отца, с которым уже не мог справиться сам. Знала, что он научный работник, кажется, физик, да, точно физик, работает в Технионе. Владимир Тенцер, его отец, пять лет назад похоронил жену, несчастный случай, и вскоре у него начались проблемы с памятью — ранняя стадия Альцгеймера. Слишком ранняя: Владимиру, работавшему в химической лаборатории Водного управления, не было тогда и шестидесяти. Сын возился с отцом три года, но у него, видимо, оказалось своих проблем достаточно…
Игорь опустился
