У красной реки - Белгей Серов
Клетка приближалась. Среднего размера, с довольно пропорциональными контурами. До 469-ого ей оставалось несколько шагов. И тут произошло следующее: его сосед, 468-ой, повернулся к руслу, чтобы закинуть в него очередную порцию люфтия. Сделал он это резко и быстро, движением, которое было отточено за месяцы однообразной работы. Две клетки были слишком близко друг к другу, чтобы кто-нибудь смог вовремя отреагировать. 468-ой, который по размерам был как 469-ый и незадачливый гость вместе взятые, остался стоять на месте, лишь слегка удивившись данной оказии. Гость же потерял равновесие и рухнул лицом прямо в большую кучу люфтия. Быстро поднявшись, незнакомец начал отряхивать голову от люфтия. Со стороны это выглядело комично. Казалось, что клетка сошла с ума и отбивается от невидимой угрозы. 469-ый рассмеялся, испугавшись собственного смеха. Последний раз он смеялся четыре месяца назад, когда на обучении одна из клеток начала есть люфтий, вместо того, чтобы кидать его в поток. Ту клетку он больше не видел, а с ним провели трехчасовую беседу о вреде смеха и его негативном влиянии на общую производительность. Сейчас же он уже не мог остановиться. Хохот лился из него непрерывным потоком. Клетка напротив перестала счищать с себя люфтий. Более того, она позабыла и о щипцах, которые теперь уезжали все дальше и дальше. На ее лице появилась улыбка, которая вскоре переросла в громкий смех.
«Видел бы ты себя со стороны», — выдавил из себя 469-ый сквозь слезы.
Так и смеялись они, не замечая ничего вокруг. Ни вечного гула конвейера, ни пугливых взглядов других работников, ни двух охранников, со всех ног бегущих восстанавливать рабочий порядок.
V
Их посадили в транспортное судно и долго везли вдоль русла. Транспорт был поделен на несколько секций, поэтому 469-ый не мог видеть своего компаньона по несчастью, которого посадили в другую часть темной, неуютной посудины. Окон здесь тоже не было, поэтому узники могли только догадываться о своем местонахождении.
Тело, над которым изрядно поработали охранники, ныло и гудело. Другой клетке досталось не меньше. Но самое удивительное, что, несмотря на жестокое избиение, клетка все продолжала и продолжала смеяться под градом ударов. Чужая улыбка, чужой смех. Всё это казалось таким странным, причудливым. Но это был точно не сон. Дубинки во сне не бьют так сильно.
Что будет дальше? Сколько не подбадривал сам себя 469-ый, страх медленно занимал внутренние апартаменты, оставляя за собой липкий след. Охранник, сидевший напротив, не принимал участия в избиении. Наверное, это был водитель. Но тогда зачем они поменялись на обратном пути? Это была молодая клетка, на вид ей было месяца два, не больше. Но защитная экипировка придавала грозный вид своему владельцу, от чего он выглядел старше. Его конвоир не был похож на остальных. Он нервно перекидывал дубинку из одной руки в другую, взгляд его бегал по сторонам, не задерживаясь подолгу на заключенном. Когда же 469-ый ловил на себе взгляд охранника, последний смущенно опускал глаза.
«Вот это персонаж, — подумал 469-ый, — И как он только попал в охрану?» Но вслух сказал:
— И сильно же вы нас отделали… Куда мы плывем?
— Не думаю, что я могу тебе сказать. Правила, сам понимаешь, — ответил охранник, немного растерявшись.
— Да, правила и установки — это вся наша жизнь, — сказал 469-ый.
Затянулась пауза. По молодому охраннику было видно, что он собирался что-то сказать или спросить, но никак не решался. Если бы рядом был кто-то еще из персонала администрации, подобный диалог с заключенным стоил бы болтуну положения, а может и жизни. Но они были только вдвоём, а шум двигателя мог скрыть их разговор от ушей остальных коллег. Наконец, собрав волю в кулак, охранник спросил 469-ого:
— За что вас?
— Наверное, лучше спросить почему, — ответил 469-ый с улыбкой, — мы просто смеялись. Что плохого в смехе?
— Смех запрещен 36 пунктом Кодекса. Ты же ознакомился с ним во время обучения?
— Что-то было такое… Но почему бы не сделать нашу жизнь немного радостнее, хотя бы разрешив смех?
— Разве рабочие клетки чем-то недовольны? Все понимают необходимость нашего общего дела.
«Да, а зачем тогда нужны такие, как ты?» — подумал про себя 469-ый.
Сама мысль, что жизнь может быть радостной и счастливой, искоренялась на ранних стадиях обучения. Сплошные предписания и наказания за их невыполнение делали своё дело.
469-ый ничего не ответил. Вряд ли он сможет поменять мировоззрение клетки, никогда не кидавшей люфтий в русло. Но впервые за всю жизнь ему удалось завести разговор с представителем «высшей» касты. Терять возможность узнать немного больше о мире вокруг он не хотел. Выждав, когда шум двигателя станет тише, 469-ый спросил своего надзирателя:
— Я всегда хотел побывать за стеной, увидеть Шпиль ближе. Мы же туда плывем, да?
— Нет, доступ на территорию Коллегии простым клеткам запрещен. Вас везут в дисциплинарный центр.
Это название тяжелым облаком повисло в тесном пространстве судна. 469-ый забыл всё, о чем хотел спросить охранника минуту назад. Возможность скорой расправы становилась всё материальнее.
— Да не переживай ты так. Проведут воспитательную беседу и отпустят, — сказал конвоир.
— Ага, а потом сотрут в пыль, не оставив и следа. Я знаю, как работает Коллегия.
— Аннигиляция была применена четыре раза за всю историю мира. И точно не к любителям посмеяться, — сказал с улыбкой охранник, — на обучение уходит слишком много ресурсов. Тратить их впустую — большая роскошь для управления.
«Должно быть, меня и вправду везут на казнь. Или он сбредил. Или рассказывает ложь, чтобы подразнить меня или спровоцировать…»
Мысли беспокойно роились в голове. С одной стороны, перед ним открылась, возможно, одна из самых больших тайн. С другой стороны, это могло стать последним открытием в его жизни. Второй вариант казался более правдоподобным. Да, скорее всего, охранник просто измывался над ним, зная, что двух любителей посмеяться везут на верную смерть. 469-ый старался взять себя в руки, но крупная дрожь, которую было уже сложно скрыть, взяла полный контроль над ним.
— Я вот что хочу сказать. В нашем городе, ну в том самом,
