Майкл Муркок - Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен]

— Я? Сообщу? Нет.

— Тогда где она?

— В Бромли, я полагаю. Англия. Кент. 1896 год.

— О, Лорд Джеггед, вы безжалостны!

— В некоторой степени, — Лорд Джеггед направил лебедя к голове статуи, на которой восседал Джерек. Это была странная статуя — с повязкой на глазах, с мечом в одной руке и золочеными весами — в другой.

— Ты чему-нибудь научился во время своего короткого пребывания в прошлом, Джерек?

— Я многое испытал и кое-чему научился, Лорд Джеггед.

— Что же, я думаю, это лучший способ учебы, — снова улыбнулся Лорд Джеггед.

— Это были вы… лорд Главный Судья… не так ли? — спросил Джерек.

Улыбка стала шире.

— Вы должны доставить миссис Амелию Ундервуд обратно ко мне, Лорд Джеггед, — требовал Джерек. — Хотя бы только для того, чтобы она смогла увидеть это.

— Эффект Морфейла, — сказал Лорд Джеггед, — это неоспоримый факт. Браннарт утверждает это.

— Вы знаете больше.

— Польщен. Ты слышал, между прочим, что случилось с Монгровом и инопланетянином Юшариспом?

— Я был занят и не слышал сплетен.

— Они построили космический корабль и улетели вместе распространять сообщение по Вселенной.

— Итак, Монгров покинул нас, — услышав эту новость, Джерек почувствовал печаль.

— Он устанет от миссии и вернется.

— Надеюсь.

— А твоя мать, Железная Орхидея. Ей надоело увлечение Вертером де Гете. Я слышал, они теперь с Герцогом Квинским удалились от мира и вместе планируют вечеринку. Орхидея будет направляющим ангелом, поэтому вечеринка обещает быть небезынтересной.

— Я рад, — сказал Джерек. — Думаю, что скоро отправлюсь повидаться с ней.

— Поезжай, она любит тебя. Мы все желаем тебе счастья.

— А я люблю миссис Амелию, — многозначительно сказал Джерек. — Увижу ли я ее снова, Лорд Джеггед?

Лорд Джеггед похлопал по шее своего грациозного лебедя. Птица взмахнула крыльями, удаляясь от Джерека.

— Увижу ли я ее? — закричал Джерек.

И Лорд Джеггед бросил через плечо:

— Несомненно, ты увидишь ее. Хотя многое еще должно произойти. Во всяком случае, до Конца Времени еще, по крайней мере, тысяча лет!

Белый лебедь поднимался все выше и выше в голубое небо. Лорд Джеггед помахал рукой с его пушистой спины.

— Прощай, мой преданный друг! Ариведерчи, влекомый ветром времени, листик! Мой воришка! Моя печаль! Моя игрушка! Моя радость! До свидания, милый!

И Джерек увидел, как белый лебедь повернул голову на длинной шее, чтобы взглянуть на него загадочными глазами, прежде чем исчезнуть за единственным облачком, плывущим по пустому слепому небу.

Разузоренные в тончайшие оттенки зеленого, Железная Орхидея и ее сын возлежали на зеленой лужайке, плавно спускающейся к лазурному озеру. Был вечер.

Между Железной Орхидеей и ее сыном покоилась золотисто-зеленая скатерть, уставленная нефритовыми блюдами с остатками ужина. Здесь были зеленые яблоки, зеленый виноград, сердечки артишоков, имелись чеснок, корнишоны и незрелые дыни, сельдерей и авокадо, виноградные листья и груши, в самом центре этого натюрморта в зеленых тонах ярким мазком краснела редиска.

Железная Орхидея слегка приоткрыла свои изумрудные губы, когда она потянулась за неочищенным миндалем. Джерек рассказал ей о своих приключениях в Эпохе Рассвета. Ее зачаровал рассказ, хотя она не все понимала в нем.

— И ты нашел смысл «добродетели», моя плоть? — она покончила с миндалем и теперь раздумывала, не отведать ли корнишонов.

Джерек вздохнул.

— Должен признать, что до конца не уверен в этом. Но, полагаю, «добродетель» имеет какую-то связь с «развращенностью», — он засмеялся и вытянулся на прохладной траве. — Одно порождает другое, мама.

— Что такое «развращенность», любовь моя?

— Я думаю, это что-то, связанное с неспособностью контролировать свои поступки. Что, в свою очередь, имеет какую-то связь с окружением, в котором предпочитаешь жить… если у тебя вообще есть выбор. Возможно, когда миссис Амелия Ундервуд вернется, она сможет объяснить точнее.

— А она вернется? — безотчетным жестом пальцы Железной Орхидеи опустились на редиску и отправили ее в рот.

— Я уверен в этом, — сказал Джерек.

— И тогда ты будешь счастлив?

Он посмотрел на нее с некоторым удивлением.

— Что такое «счастлив», мама?

Пустые земли

Ночные страхи, уходите прочь!

Нахлынул день и слышен птичий грай

Мы жнем опять печальный урожай:

Тоску и смерть. И видим только ночь

Мы — дети сов! Нам не дано постичь

Всю радость жизни, наш удел иной—

Знать суету и длить любой ценой

Миг боли, что несет страданий бич.

Ступайте прочь, могильный мрак и хлад

В Пустые Земли, там где Высший Суд.

Прожить остаток жизни каждый рад

Познав любовь и обретя приют.

Но мы — в оковах! Молим Рай и Ад,

Чтоб нас спасли… Хоть знаем — не спасут!..

Глава первая,

в которой Джерек Карнелиан продолжает любить

— Ты положил начало новой моде, милый, — сказала Железная Орхидея, столкнув своей изящной ножкой соболье покрывало с ложа, — и я горжусь тобой, как гордилась бы любая мать. О, мой гениальный и эстетный!

На другом конце алькова бледный и задумчивый Джерек, почти закрытый огромной мягкой грудой подушек, тихо произнес:

— Благодарю тебя, о чаруйный из цветов, о изысканнейший из металлов.

— Но ты все еще в плену сплина, — молвила сочувственно Железная Орхидея, — ты все еще тоскуешь по своей миссис Ундервуд!

— Да, это так.

— Немногие смогли бы длить страсть так долго. Весь мир напряженно следит за вашими страданиями и нетерпеливо гадает: ты ли отправишься к ней, она ли явится к тебе?

— Насколько я понял, она обещала вернуться, — пробормотал Джерек Карнелиан. — Ты же знаешь, как трудно порой осмыслить речи странника во времени, тем более живущего в 1896-м, — он улыбнулся. — Но там чудесно, мама! Как я желаю, чтобы ты насладилась видами Кофейных палаток, Дворцами Джина, Тюрьмами и прочими памятниками. Там так много людей! Непонятно, как им хватает воздуха на всех!

— Конечно, дорогой, — ответ ее прозвучал не столь живо, как можно было бы ожидать, ведь она уже не раз слышала все это. — Но здесь мы все экстазно наслаждаемся твоей Репродукцией Лондона. И каждый пытается подражать тебе.

Догадываясь, что он начинает надоедать ей, Джерек сел на подушки и стал задумчиво разглядывать Кольца Власти, мерцающие на его перстах. Поджав свои губы совершенной формы, он повернул то, которое украшало указательный палец правой руки. Мгновенно на дальней стене залы сотворилось окно, через которое хлынули легковейные лучи померанцевого солнца.