Виталий Вавикин - Блики, силуэты, тени

Лишь один рисунок из безумного множества заинтересовал Франческу. Небрежный портрет девушки. Художник не рисовал ее черты — он закрашивал ненужное пространство черной краской, забирая у тетрадочного листа кристальную белизну. Рисовал небрежно. Лишь глаза были созданы идеально. Они словно дышали жизнью. Франческа чувствовала их взгляд.

«У порока есть лицо и есть имя, — так написал отец в нижнем правом углу. — У него нет лишь времени. Он живет, пока живем мы».

Франческа вырвала из тетради лист с рисунком. У нее не было старых фотоальбомов, чтобы она могла, листая их, попытаться отыскать нарисованную отцом женщину, поэтому она отправилась к матери.

Старые фотоальбомы были покрыты пылью, и их давно никто не открывал.

— Мне просто стало интересно, — сказала Франческа.

Она сидела на диване, разглядывая старые снимки. Отец был молод и красив.

— Не понимаю, что ты хочешь там увидеть, — сказала мать.

— Женщину. — Франческа достала вырванный из тетради лист. — Ты знаешь, кто она?

— Разве всех упомнишь?!

— Почему отец нарисовал ее? Не тебя, не меня, а ее?

— Я же говорила, ему было наплевать на нас.

— Я помню. Ты еще сказала, что я такая же, как он.

— А разве нет? — мать ушла на кухню, решив оставить за собой последнее слово.

Франческа снова посмотрела на рисунок отца. Эта женщина не могла быть вымыслом. Даже сейчас на измятом тетрадочном листе она выглядела слишком живой.

Забрав у матери дочь, Франческа вернулась домой. Как и когда-то в детстве, ложась спать, она взяла в руки тетрадь отца. Только теперь в ней были не сказки, которые она знала почти все наизусть, а наполненные ужасом и болью извращенные истории. Они звали ее, умоляли ее прочитать их. Она слышала их шепот — хрустящий шелест тетрадочных страниц. У них был свой запах. Запах времени и чернил. У них было свое лицо. Лицо женщины, запечатленной на вырванном листе.

4

Отвращение — вот, что она испытывала. Каждый лист старой тетради начал казаться липким от спермы и крови, наполнявших рассказы. Они не лились рекой. Их было не больше, чем в жизни, но отец смаковал подробности. Иногда Франческе начинало казаться, что она чувствует их запах, ощущает во рту вкус.

Отец не называл адресов, но некоторые места, которые он описывал, были ей знакомы — жители небольших городов все как одна большая семья: общие игрушки, посуда, цели…

Франческа вспоминала заученные наизусть сказки отца — добрые сказки — и сравнивала их с теми, которые читала сейчас. Повторялись не только нарисованные персонажи. Повторялись и сюжетные линии, имена героев, их поступки, слова, чувства… Несмотря на отвращение, Франческа возбудилась. Тело и разум разминулись где-то на половине прочитанного. Возбуждение прогоняло сон, заставляя возвращаться к уже прочитанным рассказам и заострять внимание на подробностях…

Утром Франческа отвела дочь в детский сад. Старая тетрадь лежала в ее сумочке. Спать не хотелось. Она бродила по городу, пытаясь отыскать места, о которых говорилось в прочитанных историях: старые дома с заколоченными окнами, арки новостроек, поросли кустарника, сады орхидей, ряд изогнутых пальм, окруживших старую хижину, ржавый автомобильный кузов, конура злобной дворняги… За двадцать лет изменилось многое.

Дворняга давно сдохла, ржавый кузов увезли на свалку, деревья срубили, а некогда новые дома состарились и обветшали. Лишь один из них Франческа смогла узнать. Отец приводил ее сюда, когда она была ребенком. Она не помнила зачем, не помнила почему. В памяти сохранилась только арка, соединявшая два крыла некогда жилого дома. Теперь этот дом пустовал. Его стены рассекали глубокие трещины. Скоро, если бульдозеры не сравняют его с землей, он сам развалится на части.

Франческа вошла под арку, остановилась, вспоминая прочитанные истории.

— Для тебя еще слишком рано, — услышала Франческа женский голос за своей спиной.

Она обернулась. Женщина, которую рисовал ее отец, смотрела на нее. — Но твой муж будет рад, если ты покажешь ему это место.

Франческа молчала. Женщина улыбалась, разглядывая ее. Она пахла пороком. Франческа не знала почему, но этот запах становился все более резким. Он превращался во что-то осязаемое, словно рассказы отца — пошлый вымысел, к которому можно прикоснуться, ощутив пальцами шероховатость его пожелтевших от времени листов, вдохнуть запах графита и туши, исходивший от рисунков.

— Раньше за это отправляли на костер, — сказала женщина. — Теперь костер горит внутри нас, — запрокинув голову, она громко рассмеялась.

Франческа прошла мимо нее, не желая больше оставаться здесь. Ее ждали дом и семья. Она шла к ним, оставляя за спиной безумную женщину и рассыпающийся дом.

— Твои карты в твоих руках, девочка! — услышала Франческа, но оборачиваться не стала.

5

— Откуда ты знаешь ее? — спросила она Джузеппе, вернувшись домой. Он сидел на кухне, зажав в зубах сигарету, упрекая ее за неприготовленный обед. — Я не знала, что ты приедешь, — отмахнулась Франческа. Образ безумной женщины снова возник перед глазами. — Она говорила о тебе.

— Кто?

— Она! — Франческа достала из кармана смятый тетрадочный лист и положила на стол. То, как Джузеппе посмотрел на рисунок, развеяло все сомнения. Он знал ее. Знал эту чокнутую бабу! Он нежно разглаживал тетрадочный лист, словно ласкал ту, чьи глаза сейчас смотрели на него с бумаги. — Кто она? — Франческа попыталась отобрать у него рисунок.

— Не твое дело. — Джузеппе оттолкнул ее, бережно сложил лист бумаги и убрал в карман.

С этого и началась их ссора. Капля за каплей, обида за обидой. К вечеру они уже ненавидели друг друга.

— Я уезжаю к маме! — заявила Франческа и начала одевать дочь.

Пощечина оказалась слишком сильной. Из разбитых губ потекла кровь. Франческа взвизгнула и, схватив дочь, закрылась в детской. Она слышала, как Джузеппе начал крушить мебель.

— Убью! — продолжал орать он.

Франческа боялась даже дышать. Сжимая дочь, она пыталась подавить дрожь и проглотить рыдания. Она всего лишь женщина: слабая, беззащитная. Мебель скоро закончится. Что тогда? Закрытая дверь не сможет защитить ее. Франческа достала телефон и сквозь слезы начала умолять Матео приехать.

6

Битое стекло скрипело под ногами. Матео негромко позвал Франческу по имени, затем еще раз.

— Тише! — она вышла к нему навстречу, вытирая заплаканное лицо.

— Какого черта здесь случилось?