Кир Булычев - Вид на битву с высоты
Враги подойдут, проверят. И говорят, что тогда оставляют в живых.
Но Коршун думал, что это – очередная солдатская легенда, как легенда про огнедышащего дракона. И майор-идеолог говорил, что это лабуда. Зачем им кормить пленного? Они нас так ненавидят, что всегда убивают. Но, видно, Золотуха решил испытать судьбу.
Коршун кинул Золотухе свой кинжал.
– Спасибо, – сказал тот.
И за дело. Потому что существовало ответное правило – если ты вернулся к своим без оружия, тебя могут наказать. Даже расстрелять.
– Мой взвод весь полег, – сказал Золотуха.
– Кто-нибудь остался. Всегда кто-нибудь остается, – ответил Коршун.
– А ты как от наших оторвался?
– Так получилось. Ты госпиталя не видал?
– А что с ним?
– Они госпиталь захватили. Всех раненых перебили и врачей, но кое-кого в плен увели.
– Вот сволочи! Какие сволочи! Я их голыми руками передушу!
– То-то и видно, что ты собрался голыми руками их душить.
Золотуха обиделся, надулся. Он был грязен как черт, даже рожа в грязи, где-то исцарапался. Но Коршуну не хотелось расспрашивать его о том, что произошло. С каждым здесь что-то происходит.
Шагов через сто они напоролись на сторожевое охранение. Дыба все же сумел навести кое-какой порядок в своем батальоне, вернее, в его остатках. Коршун с Золотухой были не первыми и не последними, кто прошел сквозь порядки ублюдков и вернулся к себе. Но еще больше людей исчезло: то ли погибли, то ли сгинули. Золотухе и Коршуну Дыба был рад. Даже не стал разносить их за поражение. Без них он оказывался единственным офицером на весь батальон, если не считать адъютанта, раненного в челюсть. Он сидел в яме и выл, держась за грязную тряпку, которой обмотали ему голову. Но госпиталя не было – некуда было эвакуировать. Зато теперь, с возвращением Коршуна и Золотухи, Дыба мог идти в штаб полка, оттуда уже не раз прибегали, вызывали.
Золотуху оставили командовать в батальоне, адъютанта один из солдат повел в тыл, а Дыба с Коршуном пошли в штаб полка, который теперь прятался в неустроенной канаве с обсыпавшимися стенками. По дороге Коршун спросил Дыбу:
– Что будем говорить?
– Сначала их послушаем, – ответил Дыба. – Узнаем, в чем мы виноваты.
– Мы во всем виноваты, – сказал Коршун.
– Знаю. Но послушать придется.
Они не зря ждали упреков. Положение полка было настолько плачевным, что даже жалкие остатки батальона Дыбы были спасением от полного позора. Оказывается, прорыв произошел не только на участке роты Коршуна. Ублюдки в нескольких местах быстро прошли в тыл, и, как признался командир полка, который был далеко не так воинствен в каске и маске, потому что пропал из веера боевой суворовский хохолок, только сигнал к окончанию боевого времени спас часть от полного разгрома.
– А где наш стратегический резерв? – спросил командир у Дыбы.
Дыба пожимал плечами и отмалчивался. Он не подозревал о существовании стратегического резерва, его не касались такие высокие проблемы.
– Вот и я не знаю! – восклицал командир полка. – Я требовал – дайте людей. Мне не с кем держать фронт! А в ответ – молчание. Вот и допрыгались. Даже госпиталь потеряли.
Все командиры уже сняли маски. Кому они нужны после боя?
– И никого не спасли? – спросил Коршун.
– Откуда мне знать! Мне ничего не докладывают!
Он обвел командиров строгим взглядом, но взгляд лишился блеска.
– Соберем всех, кого можно еще собрать, – продолжил он. – Иначе нам не выдержать еще одного боевого времени.
Тут послышались шаги, голоса, и в канаву спустились несколько человек. Большие чины. Из штаба армии. В масках домино, с охраной. Центром этой компании был граф Шейн, во френче без знаков различия, в солдатской каске и зеленой маске, которая прикрывала только лоб и глаза, так что пышные пшеничные усы были всем видны. В маске или без – любой его узнает.
А Коршун узнал своего благодетеля – начальника армейской разведки. Но тот сделал вид, что не знает Коршуна. И Коршун тоже не навязывался.
– Карту! – приказал человек во френче. Руки полкового адъютанта дрожали, когда он раскладывал карту на большом ящике.
– Так, – сказал человек во френче. – Положение полка даже не нанесено.
– А я не знаю положения моего полка! – вдруг осмелел командир. – Я чудом сумел собрать комендантский взвод и штабистов, и мы закрепились здесь. Сейчас я нащупал связь со своим первым батальоном. У них тоже страшные потери.
– Почти никого не осталось, – сказал Дыба.
– Дорога на город открыта, – сказал командир.
– Дайте мне карту, – приказал человек во френче, срывая с ящика карту комполка и отбрасывая ее в грязь под ногами. – Смотрите, паникер! Мы с вами находимся здесь.
Он ткнул пальцем в карту. Коршун смотрел ему через плечо.
– Ваш командный пункт находится далеко в тылу. А ваши соседи – вы видите, где ваши соседи?
Коршун понял, что и в самом деле его полк отступил куда далее других. Потом он понял, что человек во френче врет. И карта у него лживая. Он проходил вдоль реки и видел там ублюдков, которые грабили трупы, а по карте Шейна получалось, что тот плацдарм удерживает соседний полк.
– Вы трус, и я вас разжалую! – закричал начальник разведки.
Коршун сделал движение вперед, чтобы возразить, но Дыба потянул его за рукав назад.
– Лишь старые заслуги удерживают меня от того, чтобы расстрелять тебя и бросить крысам на растерзание, – продолжал граф Шейн.
– У нас не было людей, – упрямо сказал командир полка.
– Ни у кого нет людей. Но другие держатся. Командиром полка временно оставляю бригадного генерала Вайду, – сказал Шейн, сделал шаг вперед и снял маску, чтобы все видели его лицо. Лицо как лицо, усталое, с пышными поникшими усами.
– Но от этого людей не прибавится, – упрямо сказал комполка.
– Вы будете заместителем Вайды. Больше ни шагу назад!
Граф Шейн кинул взгляд на Вайду, будто между ними было все обговорено, положил ладонь на карту и сказал:
– Цифры по потерям я желаю иметь немедленно.
– Мы их пока не знаем... – начал было командир полка.
– Времени на разговоры у нас нет. Все командиры расходятся по своим подразделениям и выясняют: сколько у них людей и где они прячутся? Со своей стороны, я должен вам сказать: к нам уже идет пополнение. Хорошие ребята, профессионалы. Солдаты милостью божьей. И если мы все вместе возьмемся за дело, то победим. Вопросы есть?
Коршун сказал:
– Они захватили наш лазарет, кого убили, кого увели. Я думаю сделать набег – попробовать выручить по крайней мере медперсонал.
– У тебя там баба? – спросил граф Шейн.
– Не в этом дело.
– Обычно в этом. Но мы с тобой это обсудим. Сегодня, к сожалению, сделать этого не удастся. Мы не знаем даже, когда будет объявлен следующий боевой период. А набеги вне периода запрещены.
– Но у нас раненые, – сказал Дыба.
– Я уже распорядился, – сказал граф Шейн. – Сейчас подтягивают тыловой лазарет. Он будет здесь с минуты на минуту.
Он подошел к командиру полка, который понуро стоял в стороне, обнял его за плечи и добавил:
– Держись, старина. Мы с тобой еще повоюем. Придешь в себя... дадим тебе дивизию.
Граф Шейн выпрыгнул из канавы и пошел над их головами. Он шел быстро, наклонившись вперед, как Петр Первый на картине Лансере. Это сравнение, ворвавшееся в голову Коршуна, испугало его полной непонятностью.
– Чего стоите! – прикрикнул на командиров новый комполка. – Бегите к себе, наводите порядок. Война продолжается с переменным успехом.
Часть III
ГАРИК ГАГАРИН
Металлическая дверь рефрижератора со скрипом поехала в сторону, в вагон влился неяркий свет пасмурного дня, и внутрь легко влез крепкий мужчина в странном костюме – кожаной куртке, кожаных же штанах, заправленных в башмаки, на плечах вместо погон были широкие округлые металлические чашки.
– Как доехали, мальчики? – спросил он весело. От него исходило веселье, будто сейчас позовет всех играть в футбол.
В рефрижераторе началось смутное движение, люди словно просыпались после пьянки, садились, старались встать, кто-то застонал.
– Ну без этого, без этого! – Человек в кожанке ходил между лежащими людьми, легко и небольно постукивая по головам и плечам кончиком трости. – Вылезаем, строимся – и в баньку. Некогда нам здесь разлеживаться.
У меня было глубокое убеждение, что все это ко мне не относится, это был какой-то явственный, но все равно нереальный сон, и разговор шел о других людях. Даже когда этот мужик подошел ко мне и подтолкнул меня носком башмака.
Я не двинулся.
– А ну, хватит! – вдруг закричал мужик в кожанке. – Всем вставать и на построение. Что я, до вечера здесь с вами буду беседы проводить?
Он говорил так, что надо было его слушаться. Он угрожал, а мы могли только огрызаться. И потом, он знал, что нам надо вылезать из вагона, нам надо строиться, нам надо что-то делать. А без него я не имел представления о том, чем мне надо заниматься и вообще где я оказался.
