Евгений Закладный - Звездная рапсодия

«Хотите свежий анекдот? — предложил Росток.— Совсем свежий!»

— Это не тот, который ты начал было рассказывать мне вчера? — поинтересовался Юон.

«Тот уже не свежий, — обиделся дельфин. — Я его уже и не помню. И вообще я анекдотов не запоминаю»'.

— Это как жe, — удивился Аверин.

Дельфин свистнул, фыркнул, застрекотал.

«Головы дельфинов совсем не для того предназначены, чтобы забивать их всяким несвежим хламом. Голова для того, чтобы думать, чтобы наслаждаться. Мы любим все только свежее — воду, воздух, рыбу и анекдоты. Несвежие анекдоты хуже тухлой рыбы».

— Да где же вы свои анекдоты берете?

«А мы просто смотрим на вас, слушаем... И выходит анекдот».

— Вот это действительно анекдот! — усмехнулся Аверин.

Юон скользнул со спины Мура в воду, Аверин проделал тот же маневр. Неторопливо плывя к берегу, раздумывал: неужто и в самом деле придется ломать все устоявшееся, искать какие-то новые опорные точки, вырабатывать новое мировоззрение? Конечно, спешить с этим не следует, однако...

Воронов отчаянно барахтался, пытаясь выбраться из водоворота мыслей, идей, неразрешимых противоречий, кyда бросил его Гаал. Порой ему казалось, будто в сознании все уже выстроилось в стройное здание всеобъемлющей гипотезы, но едва он пытался прикоснуться к ней своими прошлыми понятиями, представлениями, все мгновенно рассыпалось, как карточный домик. Он не мог смириться с мыслью о том, что новая, более обширная область знания может прийти в противоречие с менее обширной, требуя ее коренной ломки или перестройки... Это был явный парадокс!

Каждое последующее знание, по глубокому убеждению Воронова и большинства его коллег, должно не исключать, а включать в себя предыдущее в качестве частного случая, более узкой области. И потому он изо всех сил старался найти средства и способы, чтобы как-то примирить новое со старым, таким привычным и надежным, способным служить фундаментом дальнейшего развития...

Гаал с легкой улыбкой наблюдал за его стаоаяиями — все это легко читалось на лице физика. Но не спешил прийти на помощь: каждый должен самостоятельно выстрадать свое знание, заплатить за него дорогой ценой, ибо новые синапсы образуются лишь за счет перестройки старых. Должны возникнуть новые тропки, по которым помчится пытливая мысль, ища свое собственное, неповторимое видение мира, а потом и свое место, свою роль в этом мире.

Они сидели на мокрых камнях, a у ног их шуршали волны. В отличие от Аверина, Воронов не придавал ровно никакого значения своей внешности, и потому без всяких размышлений сбросил с себя вслед за Гаалом все одежки, тотчас с удовольствием отметив, что так думается гораздо легче.

В ушах его все еще продолжали звучать последние фразы Гаала: «В вашей науке о жизни нет физики, а в физике — жизни». Что говорить, сказано довольно категорично, однако... Справедливо? И стойкость высокотемпературной плазмы, ее «поведение» всецело зависит от ее жизнеспособности?

Еще Гаал сказал так: «Для того чтобы перенести звездные формы жизни на планеты, нужно подумать о том, чтобы формы эти имели тесный контакт со своей родиной — звездой».

Наверное, Гаал уже забыл о нем. Он молча смотрел в безбрежную даль, согнувшись в позе роденовского «Мыслителя», и вся его фигура была неподвижной, словно высеченной из глыбы гранита.

Воронов уже не раз бросал в его сторону косые взгляды, но Гаал делал вид, что не замечает их.

И Воронов, — в который раз! — пытался все заново взвесить и обдумать. Вместе с тем он хорошо понимал, что сейчас, сию минуту, просто не в состоянии обработать и разложить по полочкам полученную информацию, сделав ее собственным достоянием и руководством к действию. Для этого нужно время, и немалое. Однако молчание Гаала было не просто выжидающим — оно было н етерпеливо выжидающим и, следовательно, требовательным.

Наверное, вот так же трудно было когда-то людям привыкать к мысли о том, что не Солнце вращается вокруг Земли (что для всех было «вполне очевидным»), но Земля вокруг Солнца... Теперь ему предлагается не «укрощать» горячую плазму, а всячески оживлять ее, наделяя возможно более высокой организацией, системностью.

Может быть, это было бы очень здорово: а вдруг плазма эта сумеет подняться до высот разума и сознания? Тогда, конечно, она могла бы вести себя достаточно благоразумно, не нуждаясь ни в каких мерах принуждения. Ока занимала бы раз и навсегда отведенное в пространстве место, исправно отдавая в среду избытки своей богатырской энергии, постепенно развиваясь и совершенствуясь, как и подобает всякому разумному и сознательному...

А вдруг где-то здесь — кратчайший путь— к созданию могучего искусственного интеллекта, способного ломать причинно-следственные ряды, заглядывать в будущее? Впрочем, ерунда, конечно, — ни при каких обстоятельствах следствие не может опережать причину!

Последнюю фразу он произнес вслух, и тут только Гаал встрепенулся, заговорил.

— Вы в вашем времени считаете, что следствие афферентно связано с причиной. В действительности же связи гораздо глубже и значительнее: они могут быть и прямыми, эфферентными — на чисто информационном плане, в воображении. Вот здесьто и оказывается возможной чехарда. Вы, скажем, твердо верите, что человечество обязательно придет к высшим фазам коммунистического будущего, — это будет следствием ваших усилий. Но именно безусловная вера в это, знание следствия наделяет вас силой в больших и малых ваших деяниях, заставляя изменять не только мир вокруг себя, но и себя самих! Значит, следствие, которое ждет нас где-то в далеком будущем, оказывается весьма действенной причиной в настоящем. Именно на этом и зиждется органическая связь всех времен, единство прошлого, настоящего и будущего... И еще. Тебе должно быть отлично известно и понятно, что человек, не умеющий видеть будущее или не верящий в будущее, — это никчемный человек. От него не приходится ждать никаких свершений, а круг его забот ограничивается удовлетворением требований базальных инстинктов... Для общества такой человек — это пустоцвет, балласт, в его психике возможны любые патологии, рецидивы. Разумное существо тем разумней и перспективней, чем на большие отрезки времени оно способно проникать, используя увиденное в будущем для действий в настоящем.

— А ваш третий глаз временного видения функционирует именно в этой области?

Гаал посерьезнел.

— Боюсь, вы слишком серьезно понимаете временное видение. Тебе известно, что. в средние веча было распространено так называемое гадание, предсказания судьбы и прочая мистика. Впрочем, это докатилось в какой-то степени и до вашего времени... Теперь спрашивается: почему так живучи подобные предрассудки? Почему люди, несмотря на значительные успехи в области точных наук, все еще склонны порой верить этому? По-видимому, здесь было и есть какое-то рациональное зерно. А заключается оно в следующем. Глубинные, недоступные непосредственному, визуальному наблюдению процессы обязательно оставляют на поверхности те или иные следы, информацию, доступную считыванию. Она фиксируется и обрабатывается, на этой основе и делаются предсказания о возможных последствиях подспудных процессов. Но что интересно: уже в те времена люди сумели сформулировать довольно четкую истину: «Любые гадания по линиям руки, глазам, расположению планет... — это не сообщение о печати Рока или неотвратимости Судьбы, а предупреждение об опасности, которой можно избежать усилием воли». Иными словами, это некоторая вероятность развития событий в будущем. Может быть, наиболее вероятное следствие, необходимо вытекающее из создавшейся в настоящем обстановки. Но вот мы, зная результат и оценивая его значение для нас, всегда в состоянии повлиять на развитие событий определенным образом, чтобы изменить ход процесса, направить его в иную сторону, а тем самым получить иной результат. Временное видение присуще всему живому, без него жизнь на планете вообще оказалась бы невозможной. В ходе эволюции оно совершенствовалось, претерпевало определенные изменения. Это видение основывалось на обработке все большего количества информации, на все более точном знании параметров глубинных процессов... В конечном счете и появился специализированный орган — глаз временного видения. Он представляет собой вынесенный наружу участок мозга, ведающий функциями прогнозирования. Строго говоря, это не глаз, а коллапеирующее образование, «черная дыра», видимая лишь при определенных условиях и в инфракрасном диапазоне. Да и то активизируется и делается видимым этот глаз лишь в том случае, когда он функционирует, когда оказывается необходимым получить максимум информации из среды вообще или от конкретного объекта... А теперь, Кирилл, еще раа.