Ярослав Веров - Завхоз Вселенной

— Вот, наконец. Если ты всё обо мне знаешь, то должен знать, что я хочу лишь как можно скорее вернуться домой.

— Где твой дом? — прошептал голос.

Вновь сделалось темно. В темноте возникли и стали приближаться огоньки. Они разрастались в светящиеся сферы, в них возникали знакомые и незнакомые улицы, дома, какие-то места, которые он где-то когда-то видел.

Игорёк узнал старую панельную трёхэтажку в Березняках, где жили они с матерью, пока бабушка не забрала его в Москву. Узнал общежитие музыкальной школы и свою комнату в нём. Узнал пару-тройку домов и квартир, где в разное время довелось обитать. Была там и квартира Артемия, и его собственная берлога. Была и квартира Гоши. А на обширном зелёном холме стоял особняк в четыре этажа с готическими башенками и флагами на них — дом из белого камня, который не раз снился Игорьку, когда он был подростком.

— Любой из них — твой дом, — продолжал Хозяин. — Они принадлежат тебе.

Что означает «принадлежат» Игорёк не понял. Хозяин предложил:

— Выбери любой и окажешься в нём.

Игорёк подумал было, для чего выбирать, зачем ему там оказываться? И где эти дома — в этом призрачном, но хватком мире, или в его, Игорька, воображении, или там, не Земле? Но неожиданно вдруг оказался в квартире бедного Гоши. И вовремя.

В широкой прихожей с розовыми обоями вдоль платяного шкафа-купе прогуливались двое подростков, изображавших презрительную скуку на лицах. Один поигрывал опасной бритвой, то открывая, то пряча лезвие. Другой жевал орешки, по одному доставая из бумажного пакетика.

Игорёк покосился на чёрный овал зеркала, висевшего напротив шкафа, и, не обращая внимания на пацанов, двинулся в комнату. Оттуда доносился дрожащий от негодования возбуждённый женский голос и тянуло курящейся коноплёй.

— Эй, чучело, ты куда? — схватил Игорька за руку пацан с бритвой.

Игорёк молча освободился от хватки. Когда подскочил второй, легонько оттолкнул его, чтобы ненароком не убить.

Гоша был зафиксирован ремнями на медицинских носилках. Носилки были поставлены стоймя и прислонены к стене. Перед ними расхаживала высокая, эффектная, в цвета скошенной травы деловом костюме брюнетка. Гнев, владевший ею, не искажал тонких, правильных черт лица. Чёрные её глаза были злы.

А на тахте сидела, подобрав ноги, давешняя знакомая Игорька, блатная из подземного перехода. И, безучастно глядя на Гошу, курила косячок.

Игорёк оценивающе рассмотрел Катьку и подсел к блатной.

— Что это у вас творится? — тихо спросил он.

— Заказ, — так же негромко ответила та. — Ты откуда нарисовался?

— Так, это кто такой? — повернулась к Игорьку Катька.

— Это спец-отморозок, — доверительно сообщила блатная. — Он умеет навсегда убивать.

— Да-а? — с непонятным интересом произнесла Катька. — Как вас зовут, юноша?

— Игорем меня зовут, девушка.

— Вы ничего, симпатичный.

Блатная хмыкнула и ткнула Игорька в бок.

— Слышь, симпатичный, ты чё здесь делаешь?

— Да вот, выясняю… — неопределённо ответил он.

— А что здесь выяснять, — взвилась Катька. — Вот смотрите, это лицензия на контракт с блатными, это разрешение на полную трансплантацию органов этого гада…

— Катенька! — подал голос Гоша. — Не надо.

— Заткнись, урод. — Катька развернулась и с размаху отвесила Гоше затрещину.

— Она тебе заплатила? — осведомился Игорёк у блатной.

— Как полагается. С нами, блатными, попробуй не заплати.

— Ну, так, девушка, — обратился, вставая, Игорёк к Катьке. — Юношу этого придётся вам простить. А бумажки свои можете порвать. Я их аннулирую.

— Как это? По какому это праву? Печать стоит всю мою месячную зарплату. — Красивое лицо Катьки пошло красными пятнами. — А ты куда смотришь? Куда твои дебилы смотрят?

— Не дерзи, — угрожающе и глухо ответила блатная.

Она вмиг преобразилась. Вместо девочки-подростка на Катьку угрюмо смотрела лютая баба, готовая убить за один косой взгляд. Катька отшатнулась.

— Ну, пусть твои что-то сделают? — иным, примирительным тоном попросила она.

— А чё они сделают? Только они рыпнутся — им хана. Без воскрешения. Я вторую бригаду терять не собираюсь. Всё, концерт окончен.

С этими словами блатная поднялась и принялась с треском отдирать «липучки» ремней на носилках.

— Спасибо, Игорь! Я верил в тебя! — лепетал Гоша, не силах сдержать навернувшиеся слёзы.

— Вот это правильно, — оценил работу блатной Игорёк. — Тебя, дева, как звать?

— Я ж блатная, какое у меня имя? Осой кличут. Кусаюсь больно.

Она быстрым, кокетливым взглядом посмотрела на Игорька.

— Может, в Асторию закатимся? — предложила она.

— И я с вами, — неожиданно встрял освобождённый Гоша.

Катька, нахмурившись, сосредоточенно наматывала на палец локон своих чёрных волос.

— А-а, Игорь, вы на самом деле имеет право разрывать такие контракты? — спросила она.

— Имею, — отрезал Игорёк.

— И я должна простить этого… человека?

— Натурально.

— Что же, я могу. Если он сам попросит у меня прощения. Иначе… иначе это так обидно, что… — Катька разрыдалась.

— Катенька, прости! — Гоша осторожно мелкими шажками приблизился к подруге и бухнулся на колени. Обнял за ноги. — Катенька! Жизнь моя! Прости, я не хотел тебя убивать! Но ты же сама меня вынудила. Куда мне было деваться? Катенька, я всего лишь хотел остаться собой!

— Фу, дурак, — презрительно скривилась Оса.

— Катенька, — плакал Гоша, — Катенька моя…

— Обрыдаться можно, — прокомментировала блатная. — Это ж надо так мужика окрутить.

Она уже как-то незаметно успела прилепиться к Игорьку, обнять его за талию и прижаться щекой к его плечу.

«Ну вот, — внутренне усмехнувшись, подумал он, — осталось жениться, завести семью, нарожать детей и завязнуть навсегда в этом долбанутом мире».

— В Асторию, говоришь? Интересно, что тут подают в ресторанах? Утка по-пекински есть?

— В Астории? Само собой, ты чё?

— Понятно. Астория, значит, такой суперресторан.

— Ну ты прям, супер. Ну пошли? Я своих бойцов отпущу. Эй, Шило, Кент! — крикнула она. — Мигом сгинули!

Бойцы, постанывая, медленно вползли на четвереньках в комнату.

— Ого! Успел, значит. Ну, ничего, наука будет. Спеца надо чуять, поняли? Давайте, ползите по хатам, — распорядилась Оса.

— Оса, ты детей любишь? — спросил Игорёк, наблюдая, как Гоша и Катька, устроившись на подоконнике, страстно целуются.

— Ты чё, в натуре ужаленный? Чё их любить? Их никто не любит, отморозков.