Айзек Азимов - ИНЫЕ МИРЫ, ИНЫЕ ВРЕМЕНА. Сборник зарубежной фантастики

Считала месяцы и Нэн. Одни из ее страхов живо испарились, другие продолжали преследовать. Нэн боялась взглянуть на сына, страх не уменьшался от того, что Эш, при всей своей отчужденности, казался заинтересованным, а доктор и няня искрились бодрым весельем.

И все же что-то внутри Нэн затихло, когда она осторожно притронулась к крошечному носику, к совершенным до неправдоподобия ушкам, круглой головке. Затем Нэн протянула руки, чтобы откинуть пеленку.

— Ммм… миссис Мзксилл… ммм…

Конечно, она поняла прежде, чем увидела, и страстная волна протеста пробежала по ней. Ручки в ямочках, прямые ножки — и на каждой по четыре пальца. Ей захотелось закричать. Это не уродство, вы идиоты! Зачем десять пальцев, когда восемь умеют делать то, с чем никогда не справиться целым десятком? Но она промолчала, ее удержала мысль о том, что придется скрывать превосходство ребенка так же, как она скрывала еренесходство Эша, — чтобы люди не ополчились против обоих. Нэн спрятала лицо. Пусть думают, что она страдает.

Нэн сочувствовала своему отцу. Его внук, плоть и кровь, родился уродцем, и Малькольм Мэксилл не мог скрыть удовлетворения: сбылись его зловещие пророчества. Даже если бы Нэн выдала тайну Эша, вряд ли удалось бы успокоить деда. Скорее наоборот, он отнесся бы к факту изгнания Эша с родины как к еще одному доказательству неполноценности зятя.

— Можно подумать, — сказала Нэн мужу, — что ты ничего не сделал для него, а наоборот, оскорбил.

Эш улыбнулся, его рука легко скользнула по плечу Нэн.

— Ты что, ждала его благодарности? Не ты ли рассказывала мне о людях и их поступках? Да и делал я все не для твоего отца, а просто потому, что люблю фермерскую работу.

— Неважно. Теперь у нас ребенок, и нужно как-то договориться с отцом. Или получить долю на ферме, или жалованье — хорошее жалованье.

— Зачем? Еда у нас есть. Твоя одежда изнашивается, но отец дает тебе денег на новую. И на ребенка. Почему же…

— А почему твоя одежда не изнашивается и никогда не пачкается? — несколько некстати перебила его Нэн.

— Не знаю. — Он покачал головой. — Я тебе говорил, что не разбираюсь в этом. Я только здесь узнал, что могут быть не вечные и не самоочищающиеся ткани.

— Ну, неважно. Мы должны стать независимыми — Зачем? — Эш пожал плечами.

Часть дохода Малькольм Мэксилл потратил на покупку второй фермы. Теперь он был богатейшим жителем графства Эвартс. Наняли трех работников. Дом перестроили. В новеньком гараже стояли грузовик, два маленьких автомобиля и один большой, да еще сверкающие сельскохозяйственные машины. Хенритонский банкир почтительно слушал Мэксилла, муж Мюриэл спрашивал совета. Нэн видела, что отца раздражает зависимость от Эша. Когда Мэксилл ненадолго уехал в Лос-Анджелес, Нэн поняла, что он ищет возможность ваняться делом, в котором выгоду получал бы не благодаря талантам Эша, а благодаря собственной изворотливости, деньгам и энергии. Нэн не беспокоилась, зная, что если отец продаст землю, то уж с Эшем-то он все уладит по-хорошему.

Вмешался случай: Малькольма Мэксилла убили. Завещания не осталось, и сестры полюбовно поделили владения. Глэдис и Мюриэл отказались от своей доли с условием, что Нэн возьмет на себя заботы о младших девочках. Эш предоставил жене устраивать дела и взирал на все с таким же отчужденным интересом, с каким английский епископ разглядывал бы шаманскую маску.

Эш не понимал значения богатства и власти.

Из-за войны цены на сельскохозяйственные продукты поднимались и поднимались. Эш, будучи отцом семейства и единственным кормильцем, вряд ли мог быть призван в армию, да и в любом случае не прошел бы медицинскую комиссию из-за своих восьми пальцев. Глэдис уехала в Вашингтон и работала там в каком-то учреждении. Джози вышла замуж за моряка. Урожаи росли.

Нэн радовалась, видя, что фермеры приходят к Эшу за советом. Но Эш никому не мог передать своих знаний, xотя и никогда не отказывал в помощи. Правда, ходил он только к тем соседям, которых донимали неурожаи, у кого была плохая земля или болели животные. Пока руки Эша были заняты работой, он болтал всякую чепуху из сельскохозяйственных бюллетеней. Потом животные выздоравливали, пшеница поднималась, негодная земля приносила плоды — так естественно, что соседям оставалось только поражаться действенности банальных советов.

Поначалу Нэн опасалась, что руки Эша-младшего будут неловкими, но постепенно боязнь рассеялась.

Мальчик мог делать все не хуже, чем другие дети его возраста. (Несколько лет спустя он стал лучшим в графстве Эвартс подающим, играя в крикет и бейсбол, а уж крученая подача у него была такая, что никто не мог ее отбить.) Он заговорил, хотя и не слишком рано, и так хорошо освоил язык отца, что в конце концов оставил Нэн позади. С благодушием матери и жены слушала она, как щебечут отец и сын.

Джесси окончила торговую школу и устроилась работать в лавку зятя. Дженет уехала на Восток изучать археологию. Кончилась война, и цены стабилизировались. Мэксиллы все больше богатели. Эш перестал выращивать пшеницу на старой ферме. Часть земли он занял под новый плодовый сад, на остальной посеял гибридную траву, которую сам вывел. Эта трава была богаче белками, чем пшеница.

Младший Эш был радостью, по прошло уже семь лет, а он оставался единственным ребенком.

— Почему? — спрашивала Нэн.

— Разве тебе нужны еще дети?

— Конечно. Неужели тебе не нужны?

— Я все-таки не понимаю желания землян обеспечивать себя впрок. Запасаться положением, потомками, предками. Разве можно различать детей по биологическому родству или его отсутствию?

Впервые Нэн ощутила, что Эш — чужой.

— Я хочу своих детей.

Но детей у них больше не было. Конечно, это было печально, но Нэн хорошо помнила, что готова была выйти за Эша даже в том случае, если у них вовсе не будет детей. И хорошо сделала, что вышла. Ведь что было бы с ней иначе? Выскочила бы за первого попавшегося парня, когда ей надоело бы таскаться в машинах, и был бы у нее муж такой же никудашний, как отец… Даже если бы она знала, что не будет у нее Эша-младшего, она все равно выбрала бы тот же путь.

Ее беспокоило то, что Эш не учит сына вести ферму.

— Почему он ничему не учится? — спрашивала Нэн. — Он же понимает тебя лучше, чем я.

— Он может понять. Может даже обогнать меня. Не забывай, я неполноценен, мои способности не нужны там, дома… Сын может оказаться им ближе, чем я.

— Но тогда… он сможет делать те удивительные вещи, которые делают они!

— Не думаю. Здесь действует некая выравнивающая сила, она, похоже, компенсирует потери и достижения. Я не могу научить его телекинезу — зато он лучше меня умеет лечить.