Сборник - Фантастика, 1984 год

– Глупенькая, - сказал я, подходя к аквариуму и склоняясь над ним.

Русалочка сидела между зубцами ракушки и снизу вверх смотрела на меня. Улыбка по-прежнему освещала ее перламутровое, слегка розовое личико, но была уже с примесью испуга.

Она явно выделила меня из всех, кто разглядывал ее.

– Выплывай, я не трону тебя, - пробормотал я, сомневаясь, однако, что она слышит, а тем более понимает меня. Каково же было мое изумление, когда она тут же всплыла на поверхность. Я осторожно протянул ей палец, который, должно быть, казался ей бревном. Берегиня осторожно потрогала его лапкой-ручкой и тут же испуганно отдернула, - вероятно, палец был для нее слишком теплым.

Я менее удивился бы, если б она вдруг заговорила, но того, что случилось в следующую минуту, никак не ожидал. Русалочка поплыла вдоль прозрачной метровой стенки аквариума, и не просто поплыла, а двинулась в каком-то дивном танце, оборачиваясь вокруг себя, плавно шевеля руками и головой.

Танец сопровождался нежным звуком, похожим на звук вибрирующей скрипичной струны на высокой ноте. Берегиня танцевала и пела! Ни дети, ни Людмила, никто еще не видел этого великолепия. И хотя я был единственным свидетелем, мне вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь сейчас вошел в комнату. Я чувствовал всей душой - русалочка пела и танцевала только для меня!

– Ах ты умница, ах ты красавица, - шептал я.

Будто воодушевленная моими словами, Берегиня стала выделывать еще более замысловатые движения. Ее хвост мелко вибрировал, руки взметывались так пластично, так по-человечески, что было трудно поверить в перепонки между пальцами.

Я невольно обхватил аквариум руками, обнял это маленькое чудо, и вмиг что-то изменилось. Вначале я не понял, в чем дело: все поплыло перед глазами, затем будто кто окунул меня в воду лицом. В следующую минуту появилось странное зрение и не менее странный слух. Неведомая сила точно уменьшила меня в размерах. Я воспринимал танцующую передо мной Берегиню как равную мне, из моего человеческого мира. Она пела без слов, но я понимал, о чем она поет. Это был рассказ о лесной речке, в которой живет ее племя, скрывающееся от людского глаза, о глубинных зарослях со стайками рыб, о солнечных лучах, отражающихся в воде. Обворожительные, волшебные звуки шли и от стебельков водяных растений, и oт мелких ракушек в речном песке на дне аквариума. Улыбаясь, она продолжала кружиться в танце, и мне чудилось, что она кружится не по аквариуму, а вокруг меня. Я был в оцепенений, не в силах отвести от нее взгляд, когда услышал внутри себя нечто, что в переводе на язык человека означало: “Пока держишься за стенки аквариума, я могу разговаривать с тобой. Не спрашивай, как это у меня получается. Если хочешь общаться, держись за стенки”.

Что это? Или схожу с ума? Разжал руки, и вмиг все стало по местам: я стою, склонившись над водой, а русалочка продолжает свой танец. Угол зрения изменился, и голоса ее уже не слыхать. Опять притронулся к аквариуму и вновь услышал голос - не голос, а нечто, оформившееся для меня в языковое понятие: “Я научилась понимать тебя. Говори со мной, не бойся”.

– Что за чертовщина, - пробормотал я, отшатываясь от аквариума.

Попятился к столу, сел в кресло, обхватив голову; Вот что значит не отдохнуть как следует в отпуске. По сути, только приступил к делу, а выходит, уже заработался.

В комнату вошла Людмила. Краем глаза я увидел, что русалочка тут же прекратила танец и спряталась в зарослях.

– Что с тобой? Тебе плохо, Виктор? - встревожилась Людмила. - Бледный какой! - Она полезла в сервант за корвалолом. - Пей, - протянула мне мензурку. Плохо соображая, что делаю, я опрокинул лекарство в рот.

– Ну все, все, - успокоил я жену.

– Приляг, - сказала она. - Может, “скорую” вызвать?

– Еще чего! - вскипел я, желая, чтобы она скорей удалилась, - так хотелось, проверить, что это было на самом деле.

– Ладно, ухожу, - виновато сказала она, прикрывая за собой дверь.

В иное время я, возможно, пришел бы в неловкость от того, что так грубо обрезал ее, но теперь было не до оттенков. Я обернулся и увидел, что русалочка вновь закружилась в танце. Выходит, и впрямь ей хотелось танцевать лишь для меня. И я тут же дал себе клятву, что никому не расскажу об увиденном - ни жене, ни детям, ни друзьям. Я боялся утратить, расплескать нечто, так щедро обрушившееся на меня.

По утрам мне приходилось следить за тем, чтобы в комнате с аквариумом не оставался кот Ерофей. Дети несколько привыкли к русалочке, потеряли бдительность, и не раз приходилось видеть, как Ерофей, сидя перед аквариумом, жмурит свои хитроватые глазищи.

А тут как нарочно в аквариум случайно залетел Аленкин мяч, потом Валера ненароком уронил туда перочинный нож.

Но после того как я застал сына сидящим у аквариума с удочкой и наблюдающим за тем, как Берегиня рассматривает привязанного к леске земляного червяка, не на шутку испугался за русалочку и стал подумывать, не отвезти ли аквариум к себе в кабинет клиники.

Каждый день я теперь выкраивал минуту, когда в гостиной никого не было, чтобы пообщаться с Берегиней. Людмила подозрительно присматривалась ко мне. Ей явно не нравился мой вид, и она то и дело интересовалась, отчего я такой задумчивый, рассеянный. Я отшучивался. Между тем сослуживцы тоже заметили некоторую перемену во мне, и я забеспокоился: как стряхнуть с себя это русалочье наваждение: что бы я ни делал, перед глазами стояла танцующая Берегиня.

Вернувшись из клиники, я объявлял Людмиле и детям, что мне надо поработать над историями болезней, и уединялся в гостиной. Для виду разбрасывал по столу бумаги, книги, подходил к аквариуму, притрагивался K его стенкам и, будто распахивая волшебную дверцу, слышал голос Берегини:

– Как дела?

Это было традиционным началом нашего разговора. Разумеется, я не спешил докладывать ей о своих докторских буднях, а сразу же начинал сам штурмовать ее вопросами, которые одолевали и днем и ночью. Берегиня прекрасно понимала меня и отвечала довольно вразумительно. Правда, порой я задумывался - не сам ли с собой разговариваю? Но постепенно убедился, что психика моя в порядке. Информация, которую я узнавал, явно шла извне, а не была плодом моего воображения.

Меня тревожили вылазки Берегини на стенку аквариума: при неосторожном движении он могла легко свалиться. Поэтому я приспособил ей на углу аквариума сиденье, своего рода гамачок из полиэтиленовой пленки, в котором она без опаски могла и сидеть и лежать.

– Загораешь? - улыбался я, увидев ее на пленке.

– Да, - кивала она. То есть “да” отвечало в моей голове, ее же рот всегда был плотно сомкнут, и я каждый раз удивлялся, каким образом она общается со мной - Тебе снятся сны? - интересовался я.