Мэри Расселл - Птица малая

Осторожно вкатив машину на стоянку, Энн выключила мотор. Оба долго молчали, отрезвленные пониманием, что несчастья вполне возможны. Всех их готовили к тому, чтобы они могли подменять друг друга, то есть чтобы создать излишек рабочей силы при ограниченной численности команды в восемь человек.

— На обратном пути корабль будет лететь почти самостоятельно, — наконец сказал Джордж.

— Вот эта часть мне особенно нравится, — твердо сказала Энн. — «На обратном пути».

Хотя Энн до сих пор изображала из себя Официального Скептика, последние восемнадцать месяцев произвели в ней удивительные перемены. Порой казалось, что миссию придется отменить, и всякий раз Энн изумлялась тому, как иезуитские старания или иезуитские молитвы помогают решать проблемы.

У первого астероида обнаружилась трещина, которая могла раздаться при ускорении в один g. Второй выглядел безупречным, пока косвенный анализ не показал слишком высокое содержание железа, что при длительной эксплуатации могло привести к порче двигателей. Несколько позже вечерние молитвы физика-иезуита прервало внезапное осознание того, что его вычисления несущих конструкций были некорректно ограничены характеристиками скалы, имеющей приблизительную цилиндрическую форму. Он дочитал молитвы, быстро пересмотрел свои допуски, а затем разбудил коллег-иезуитов в нескольких временных поясах. Через двенадцать часов Софию Мендес уполномочили связаться с Яном Секизавой и предложить ему расширить поиски, включив в них астероиды почти любой формы, лишь бы они были примерно симметричны вдоль длинной оси. Втечение нескольких дней от Яна пришел ответ: он нашел скалу более или менее яйцевидную, — подойдет? Она подошла идеально.

С покрытием поверхности катера Д. У. случился похожий кризис. Материал, используемый для обшивки космических самолетов, должен выдерживать невообразимый холод космоса и доменный жар при вхождении в атмосферу. Военные заказы как более выгодные имели преимущество перед гражданскими проектами. Решению этой проблемы были посвящены усердные молитвы — в дополнение к хитроумной технической и дипломатической умелости. Неожиданно военное правительство в Индонезии пало, и заказ индонезийских воздушных сил на космический самолет был отменен, что высвободило материалы для частного заказа, который несколькими месяцами ранее подала София Мендес, представлявшая анонимную группу инвесторов.

Спустя какое-то время стало трудно игнорировать тот факт, что, нарушая все законы вероятности, миссии продолжала сопутствовать удача. Члены группы проводили подготовку, на их работу никак не влияли приливы и отливы уверенности, но все они пребывали в изумлении, хотя переживали это по-разному. Марк Робичокс и Эмилио Сандос улыбались и говорили: «Видите? Deus vult»[29], — в то время как Д. У. Ярбро и Андрей Желачич просто качали головами. Джордж Эдвардс, Джимми Квинн и София Мендес в вопросе, являются ли все эти события маленькими чудесами или большими совпадениями, оставались агностиками.

Энн не говорила ничего, но с каждым проходившим месяцем ей становилось все труднее противиться красоте веры.

Что бы ни было тому причиной: судьба, случайность или воля Господа, — через девятнадцать месяцев и двенадцать дней после того, как Энн начала составлять свой список: «1. Захватить ножницы для ногтей», — она смогла наконец зачеркнуть корявую финальную запись: «Блюю при нулевой гравитации».

Неспособная в детстве выносить даже обычные качели, она смирилась с мыслью, что, когда содержимое ее желудка поднимется к легким, этого скорее всего хватит, чтобы вызвать космическую болезнь, которой по сию пору, несмотря на медицинские достижения, страдали пятнадцать процентов всех путешественников. Впрочем, питая крохотную надежду избежать этого, она носила пластырь против тошноты, который ей настоятельно рекомендовал Д. У. Ярбро и который он страшно бранил, едва Энн вновь обретала способность дышать.

Однако в целом она могла себя поздравить. Все ждали, что Энн будет напугана, поэтому она, разумеется, решила расстроить их ожидания и наслаждаться полетом. Так Энн и поступила. Вертикальный старт был чрезвычайно громким, но движения почти не ощущалось. Затем была дрожь восхождения к четырем g, и пока они с ревом разгонялись до скорости звука, ее расплющило по креслу. Внезапно шум остался за спиной. Небо стремительно чернело, а затем Д. У. выключил форсажную камеру, и Энн с такой силой бросило на ремни, что она подумала: сердце разорвется. Потом прямо перед собой, через остекление кабины, она увидела Луну и бирюзовый край Земли на фоне густой тьмы. Пока под ними в закат величественной и незабываемой красоты вкатывалась Азия, Энн почувствовала, что всплывает из кресла.

И вот тогда она испытала миг небывалой ясности, момент неожиданной уверенности, что Бог реален. Ощущение схлынуло столь же быстро, как и возникло, но оставило после себя убежденность, что Эмилио прав, что всем им предопределено находиться тут, осуществляя непостижимый замысел. Потрясенная, Энн в изумлении посмотрела на него и, увидев, что Эмилио спит, непонятно с чего рассердилась.

Они находились в полете около двух с половиной часов, когда мимо нее проплыла София, чтобы провести навигационное нацеливание. Возможно, из-за того, что Энн повернула голову, следя за ее движением, это и произошло. Внутреннее ухо Энн, а вовсе не ее дух, предало хозяйку. Без предупреждения тело Энн восстало против неестественной ситуации, и следующие несколько часов она провела, блюя и сморкаясь. Когда все закончилось, Энн почувствовала, что умирает от голода, и, расстегнув ремни, оттолкнулась в сторону кокпита, чувствуя себя, будто Мэри Мартин на проволоке, — пока не врезалась в переборку с такой силой, что невольно вскрикнула «Ой!», а затем «Черт!». И оглянулась на Эмилио, надеясь, что не потревожила его. Но он открыл глаза, вымученно ей улыбнувшись, и Энн поняла, что все это время Эмилио не спал, но с трудом сдерживался, чтобы не выплеснуть завтрак.

Д. У. выбрал этот момент, чтобы проорать: «Эй, кто-нибудь хочет есть»? Эффект от этого вопроса был немедленным и впечатляющим.

Уступая его твердому, хотя невнятному требованию, Энн предоставила Эмилио самому, без участливой аудитории, справляться с теми же мерзкими ощущениями, которые были у нее, и примкнула к Д. У. и Софии, дабы разделить с ними ленч, состоявший из превосходного французского лукового супа, упакованного в мешочки вроде тюбиков с зубной пастой. Теперь, когда желудок Энн пришел в норму и она заправилась на удивление приличной едой, настроение у нее круто поднялось. Этих улучшений ей хватило, чтобы с сожалением признать: даже страдая от синдрома Жирное Лицо и Куриные Ноги, воздействовавшего в невесомости на всех, София в тридцать два выглядит лучше, чем Энн на своем венчании, двадцатилетняя и со свежим лицом. Даже радикальное перераспределение кровяной плазмы и лимфы не смогло исказить прелести Софии; лицо выровнялось в овал из слоновой кости, темные брови изогнулись дугами над выпуклыми веками, губы поджаты в спокойной сдержанности — бесстрастный византийский портрет.